Даже не знаю, стоит ли говорить, что за этот месяц я дважды прочел ее дилогию. Первый раз просто «проглотил», второй — просто чтобы выписывать цитаты и представлять, о чем она думала, когда ее героиня рубила головы кровожадным демонам, а ее спутник–полудракон травил пьяные анекдоты.
Да, возможно, это не памятник литературы. И даже не первая десятка лучшего отечественного фэнтези, но это — отличная история, в которой есть и смех, и слезы, и какие–то очень правильные глубокие мысли.
— Госпожа Воскресенская–Сталь, — осторожно щелкаю ее по носу, и она смешно, как мышь, морщится. — Я очень тобой горжусь.
— Правда? — с каким–то тихим отчаянием переспрашивает Йени.
Всегда этот вопрос. Всегда какое–то недоверие и это неприятно царапает где–то внутри. Но я понимаю, почему она такая, почему хочет дважды услышать, что для кого–то — важная и особенная, лучше, чем другие.
— Правда, малыш. — хоть обычно я не повторяю то. что и так сказал от души. Она прикрывает рот рукой и хлопает влажными от слез ресницами.
— Я… очень соскучилась, — еле–еле, шепотом, через пальцы. Как будто снова боится, только на этот раз саму себя. — У меня в телефоне двести с хвостиком неотправленных сообщений.
— Дашь почитать? — Пытаюсь не дать своей голове выключиться, а то эта русалка утащит меня в свое розовое ванильное болотце.
Очкарик отрицательно машет головой и снова шепотом добавляет:
— Там такой запредельный уровень слез и глупостей, что колючий кактус Антошка либо засохнет, либо зацветет.
Мне же вот этого не хватало.
Именно этого — каких–то таких шуток, словечек с подтекстом, которые умеет выдавать только она, ладони на губах, распушившихся волос.
Хорошо, что уже «зеленый» и я переключаюсь на дорогу.
Антон ставит машину на внутреннюю парковку дома, возвращает ключ, и мы стоим немного в стороне, на расстоянии вытянутой руки.
Я бы хотела, чтобы он поднялся.
Я бы очень хотела, чтобы эту ночь мы, как и в день нашего знакомства, просто спали рядом, чтобы кровать не была такой пугающе огромной для меня одной, и чтобы одиночество, наконец, сбежало в окно.
Но я знаю, что будет, как только за нами закроется дверь.
По крайней мере, я точно не смогу затормозить, потому что мне, как наркоманке, не хватает его запаха, вкуса кожи на губах.
Мне до боли между ног хочется с ним трахаться.
Без головы, без мыслей о том, что сейчас это только еще больше все усложнит.
И я боюсь, что Антон больше никогда не посмотрит на меня так, как раньше. Что теперь и для него я тоже несчастная, обиженная судьбой и одним плохим человеком женщина, с которой нужно заниматься сексом только в миссионерской позе и после подписанного ею согласия на близость.
