Ты мой закат, ты мой рассвет - Айя Субботина

Грустные люди

Мы друг без друга

Долго не можем

Больше не будем

Стоит представить, что нас не стало

Жизнь под ударом, я под ударом…

© «Грустные люди». Ночные снайперы

Ноябрь, месяц спустя.

В Москве настоящий аномально холодный ноябрь. Уже неделю лежит снег.

Я оставляю машину на единственном свободном месте на парковке и, накинув капюшон шубы, выхожу прямо в метель.

Ветер бросает снег в лицо, жмурюсь, прикрываю глаза. И так почти слепая мышь без очков, а с таким сопровождением, дай бог. вообще не заблудиться.

Иду, кажется, почти наощупь.

Квартал вниз, до кафе.

Передо мной распахивает дверь какой–то очень высокий мужчина, задерживается, вежливо предлагая войти внутрь. Бормочу слова благодарности, проскальзываю в приятное тепло и, как маленькая лохматая собачка, отряхиваю снег с волос. Каким–то образом за пять минут надуло даже под капюшон.

Достаю из сумочки футляр. Теперь у меня все, как положено: изящные модные полукруглые очки в темно–синей оправе из какого–то дорого софт–пластика. Очки как у юного волшебника с молнией на лбу остались дома. Держу их в ящике прикроватной тумбы. Просто так. Достаю посмотреть и потрогать, когда снова кажется, что я все делаю не так, и что в прошлой жизни все было не настолько плохо, чтобы делать крутой вираж.

— Воскресенская? — Денис встает из–за стола, привлекая мое внимание и тут же идет навстречу.

Денис — мой бывший однокурсник.

Сейчас работает в рекламе. Столкнулись с ним недели три назад, когда я, приехав в Москву практически в чем была, ходила по Красной площади с фотоаппаратом и пыталась заполнить пустоту новыми впечатлениями.

Это не помогало раньше. Никогда не помогало. Не помогло и тогда.

Но я продолжала пытаться вести «нормальный образ жизни», быть как все, быть «здоровой». Подальше от того мира, в котором все напоминало о прошлом.

Это не сработало.

Я особо и не надеялась.

Но если бы не Денис, наверное, просто спряталась бы в квартире с зашторенными окнами и пыталась делать вид, что все еще могу писать книги, и хотя бы где–то у меня нет никаких проблем.

— Отлично выглядишь, Воскресенская, — хвалит он, как всегда с широкой открытой улыбкой. Всегда называл меня по фамилии. Говорил, что не собирается участвовать в безумии моих родителей, которые «непонятно что курили», когда назвали меня именем книжной колдуньи.

Я улыбаюсь в ответ.

Мысленно бью себя по рукам, потому что снова лгу, ведь улыбаться мне совсем не хочется. Нет, я не настолько уныла, чтобы плакать месяц изо дня в день. И даже почти социально активна, если так можно сказать о городе, куда я сбежала ото всех, и где у меня нет и десятка знакомых.