Но сам факт, что Россия оказалась способной породить такую фигуру, как Петр, имел необратимый характер. За границей больше всего опасались, что вдруг появится какой-либо «аналог» Петра. Еще больше боялись, что самая крупная европейская держава будет «прирастать» такими же непредсказуемыми «демаршами» как и при Петре. Этого, к счастью, не произошло, да и не могло произойти. Советский историк К. Н. Державин писал: «Для Западной Европы первой четверти XVIII века Россия и Петр Великий были не всегда понятными, но ясно ощутимыми».
Кончина Петра послужила поводом для подведения итогов его деятельности, а спровоцированное им положение России на мировой политической арене вызвало к обсуждению вопросы ее дальнейшего участия в решении запутанных проблем европейской политической жизни.
Нет возможности даже кратко разобрать тот поток литературы о Петре и России, который хлынул после его смерти и не иссякает до сих пор. Остановимся только на некоторых, самых общих ее тенденциях. XVIII век был так называемым «веком Просвещения». В авангарде европейской политической мысли шли французские «просветители». И они были выразителями удобного для себя, «передового» европейского общественного мнения. Но, к сожалению, вопреки Руссо с его справедливыми взглядами на деятельность Петра верх брала иная, более политизированная оценка петровских преобразований. Ее «исповедовал» Вольтер. Этот «самый знаменитый из просветителей», в отличие от Руссо, считал себя историком. До создания книги о Петре он уже написал ряд столь же достоверных «исторических произведений»: «Век Людовика XIV», «История Карла XII», «Опыт о нравах и духе народов». При этом, работая над книгой «Россия при Петре Великом», Вольтер пользовался обширным кругом источников. Российское правительство предоставило в его распоряжение далеко не бесспорные документы, в том числе такие щекотливые, как материалы о «деле царевича Алексея». К сожалению, нет места для подробной характеристики этого труда Вольтера. Поэтому ограничимся лишь мнением К.Н. Державина, который писал по поводу книги Вольтера о Петре: «В Петре I, несмотря на все свое пристрастие и всю свою интимную любовь к веку Людовика XIV, Вольтер обрел идеал своего исторического героя в исторической действительности». И с этим мы согласимся. Действительно, по уровню воплощенного деструктивизма Петр – истинный вольтерьянец.
Другое направление в петровской историографии XVIII века, связанно с именем прусского короля Фридриха II. Напомню, что это был тот самый монарх, на которого советская историография безапеляционно и безосновательно прилепила клеймо Маркса: «Всемирная история не знает короля, цели которого были бы так ничтожны». Известно, что бывший секретарь прусского посольства в Петербурге Фоккеродт, сочинил памфлет, включающий в себя воспоминания и (к сожалению) как принято в подобных сочинениях сплетни и слухи Петре и вымыслы и представил королю это сочинение. Но Фридрих счел памфлет слишком «размытым» и добавил в текст собственные суждения, призванные развенчать Петра. Не желая быть обвиненным в «западничестве» я вынужден признать справедливость, хотя и излишне грубую, прусских сочинителей, которые изобразили Петра, психически ненормальным человеком, трусливым и глупым, невежественным, невероятно жестоким и бесчестным.
