Агне меня на смех подняла, что ничего я не чувствую, просто хочу парня родить, а не могу. А потом задумалась она и говорит: «Могу помочь. Коли так уж хочешь, сделаю я, чтобы ты мальчика родила, но не задаром!». Я ей: «Заплачу сколько хочешь, цепочку свою золотую продам, браслет свадебный», а она перебила, говорит: «Знаешь, сколько у меня добра этого, каменьев всяких? Не нужно мне твоего золота и денег, мне другое надобно». «Что же?» – спрашиваю, а у самой внутри так всё и трепещет… Агне ещё подумала и отвечает: «А это я тебе после скажу. Если получится моё колдовство и родишь мальчишку – тогда и расплатишься. Я никогда не обманываю и плату зря не беру, даром вы все меня проклинаете».
Стало мне страшно с ней связываться, но Агне мне сказала, что силою не заставляет, но только, чтобы я долго не думала, ибо времени осталось мало – волшебство её, так, чтобы на младенца во чреве действовать, только на первых порах и может получиться… Голова у меня пошла кругом, думаю: как это я против Бога идти собираюсь; и всё равно, как представлю, что сынок у меня будет долгожданный, так делается сладко, так радостно… Взяла да и согласилась.
Агне-ведьма ещё пообещала, что если уж удастся её волшба, так сын у меня будет чистое загляденье: собою прекрасным, здоровым, разумным да добрым… Таким ты и получился. Вот мы и договорились, что буду я по ночам к ней ходить и станет она надо мной колдовать. Это уже я никому не рассказывала, одна ходила, тайком.
Мать остановилась передохнуть, и Андрюс тотчас припомнил давний разговор с сестрой.
– Ядвига знала, – хмуро сказал он. – Она за вас опасалась, матушка, чтобы не случилось чего, бегала к Агне за вами.
– Знала? – всхлипнула мать. – Ох, дочка-дочка… Она и малая разумней меня, дуры набитой, была.
– Будет, матушка, не угрызайтесь, – примирительно проговорил Андрюс. – Дальше-то что случилось?
Мать прерывисто вздохнула.
– Дальше-то… Ну стала я это к ней ходить; она всякий раз мне велела на лавку укладываться, руки мне на чрево клала и слушала, долго-долго… А затем доставала какой-то цветок, белый, не знаю, как зовётся. Растирала его в руках, шептала что-то. Я всегда лежала и запах от её пальцев слышала, сладкий такой, чисто медовый…
– Как? – Андрюс едва не задохнулся. – Медовый?
– Да-да, – кивнула мать, думая о своём. – Это всё её колдовство такое было, она этим цветком меня растирала; а потом я засыпала. Агне там ещё что-то делала, заклинания творила, и всегда перстень у неё светился: так нежно, красиво, тепло от него шло – согревал он меня. Как выйду от неё, от Агне – чувствую, что помолодела, поздоровела, сил прибавилось; лечу, как на крыльях, будто не в четвёртый раз брюхата.
