И семья, и школа спокойно отнеслись к этой ситуации, пойдя навстречу желанию ребенка. Так, старший учитель школы разослал его одноклассникам и их родителям письмо, в котором проинформировал о том, что мальчика, имя которого не называется, отныне надлежит воспринимать как девочку. Родители ребенка получают необходимую психологическую помощь».
Прочитав это, я подумала, что психологическая помощь, возможно, необходима и мне тоже.
Почему необходима? (Нет, это никак не связано с моей «детской травмой».) Потому что ко мне в кабинет регулярно приводят маленьких мальчиков, которые считают себя девочками и просят купить им платьице и заплести косички. Маленьких девочек, которые считают себя мальчиками и требуют называть их Андрюшей. Но это еще не все. С такой же регулярностью (если не чаще) ко мне приводят детишек, которые считают себя белочками (живут на шкафу, грызут орешки), кошечками (мяукают и лакают молоко из блюдца), супергероями, зайчиками, собачками (старший брат водит на поводке), и т. д., и т. п.
И все это – вариант нормы. Маленькие дети (и даже молодые животные!) действительно, подрастая, пробуют разные роли, это часть, вариант программы развития, взросления, формирования личности. Через некоторое время перевоплощение (в Андрюшу или в белочку), как правило, проходит или сменяется другой ролью.
Но вот продолжение той статьи: «Самый юный британец, пожелавший сменить пол, – трехлетний Дэниел, который теперь считается девочкой по имени Данни. По данным благотворительной организации Mermaids, поддерживающей детей, испытывающих проблемы с гендерной идентичностью, сейчас в стране около 80 таких детей, самому младшему из которых всего 4 года».
Три года! А если он (она?) в пять лет передумает и опять захочет стать мальчиком? Учитель разошлет всем новое письмо? А если она осознает себя белочкой (самцом или самкой – тут уж, пожалуй, все равно)? Тогда что?
В три года (как раз когда мальчик Дэниел захотел стать девочкой Данни) мой сын говорил, что хочет стать пожарной машиной. Его поправляли: «Наверное, ты хочешь стать пожарником и тушить пожары?» «Нет! – отвечал он. – Не путайте меня! Пожарной машиной! Красная и гудит!»
С удовольствием думаю о том, что мне не довелось растить сына в явно недалекую уже эпоху киборгов. Вдруг нынешняя толерантность напополам с политкорректностью сохранится еще некоторое время… И что же тогда, трехлетний Данни по запросу превратится в пожарную машину? И будет гудеть и ездить? А его родители опять получат явно необходимую им психологическую помощь?
