– Мы вас очень просим, помогите нам! Сделайте хоть что-нибудь! Мы всё думали, оно само как-нибудь, нам так и психолог когда-то сказал, а оно никак. Ну и сколько же можно, невозможно уже… Нам и в гимназии говорят: обратите внимание и сделайте уже что-нибудь, это как-то странно, мешает, мы не можем это терпеть и не замечать, но не знаем, как правильно реагировать, и надо с кем-то проконсультироваться и принять какие-то меры… А мы обращаем, конечно, но мы и сами в затруднении: это вообще нормально или как? Хотелось бы уже знать и делать что-то, а что? Вот мы к вам пришли…
Мама, бабушка и дедушка. Все говорят громко, долго, перебивая друг друга, и самым удивительным образом в их тройном монологе нет ни грана информации. Я вежливо и внимательно слушаю троих взрослых людей несколько минут и в результате знаю о происходящем в их семье ничуть не больше, чем в тот момент, когда они только вошли в мой кабинет.
Девочка Милослава – дочка и внучка – с ними. Грустная, узкоплечая, большеглазая, сидит на стуле, подсунув ладошки под худые бедра, и молчит. Да и куда же ей против них! На вид Милославе лет десять-одиннадцать.
– Ей же уже скоро двенадцать лет будет! – случайно улавливаю первую конкретную информацию из потока родительского красноречия.
Интересно, что же мне теперь делать? Сказать им: а теперь давайте еще раз, сначала и конкретно? Или попросить их замолчать и обратиться к самой девочке?
– Вот вы сейчас спросите у нее: кто она такая?! – громогласно возглашает дедушка.
Что ж, предложение ничуть не хуже всего прочего, думаю я и послушно спрашиваю:
– Милослава, кто ты? – ожидая в ответ услышать что-нибудь вроде «кошечка», «белочка», «фея винкс» и т. д.
Бегство девочки в фантастические, литературные или мультфильмовские образы от таких активно-инвазивных родственников видится мне вполне естественным. Правда, несколько смущает упоминание гимназии и школьных учителей. Она что, и в школе представляется белочкой-кошечкой, мяукает или орешки грызет? Тогда дело, возможно, серьезней простого внутрисемейного эскапизма…
