- Вот и хорошо, - радостно подхватывает женщина, сидящая на пне. - Будешь у меня жить, Наташа. За материну племянницу. Вместе фашистов бить будем.
- Погодите, погодите, товарищи. Видать, вы уже успели своим подпольем обзавестись? - спрашиваю в лоб.
Старик отвечает не сразу. Неторопливо разбирая связку веревок, медленно говорит:
- Как тебе сказать... Суди сам. Десять с лишним лет в нашем колхозе партийная ячейка работала. Корнями народ с Коммунистической партией сросся. Не оторвешь нас от нее…
- Что же надумали?
- Как все, так и мы... Когда Гитлер еще к Киеву подходил, в нашей ячейке людей собирали и рассказывали, что народ на Правобережье делает под фашистами. Думаю, не отстанем от других: слово партии и для нас закон...
- Не знаешь, где фронт, отец?
- Фронт? - помрачнев, переспрашивает он. - Фронта близко нет, сынок. Люди говорят, две недели назад наши Полтаву отдали.
Как тяжелые камни падают его слова: вот уже два дня мы слышим одно и то же. Значит - правда...
- Ну, спасибо за помощь. Помните, оставляем вам самое дорогое, - и мы крепко жмем друг другу руки.
Возвращаюсь в лагерь. Костер уже пылает. Вокруг него бойцы, командиры, политруки. Заметив меня, вскакивают, привычным жестом оправляя шинели. Будто не было тяжелых боев, ночного перехода через болото, нестройной толпы, входившей в лес... Нет, они все те же - старые боевые друзья кадровики!
Сержант Ларионов стоит у костра и осторожно держит небольшую серую книжечку.
- Что это ты делаешь, Ларионов?
- Сушу комсомольский билет, товарищ комиссар. - В голосе сержанта смущение и досада. - Вот башку спас, а билет не сберег, дурья голова...
Отвожу Реву в сторону, садимся на поваленное дерево.
- Павел Федорович, Козеницкий остается с ранеными... Может, примешь его хозяйство? - предлагаю я.
- Начхозом быть?.. Ни! - решительно заявляет Рева. - Хозяйствовать и после войны успею... Ни, ни! - упрямо повторяет он. - Слухай, комиссар, - и Рева, волнуясь, начинает рассказывать свою биографию.
Вначале мне кажется - она ничего общего не имеет с темой нашего разговора, тем более, что основное мне уже известно.
...Рос Рева с раннего детства без родителей. Стал инженером. МТС, в которой работал, держала первое место в Днепропетровской области. Перед войной он уже депутат областного Совета трудящихся...
Капитан нервно потирает ладонью высокий лоб, потом, помолчав, продолжает, и только тут я начинаю понимать его мысль.
- Дивись, комиссар, як погано получилось. До войны вроде человек человеком. А попал на войну - и вот. Якого дурня свалял. Черт знает что... Скажи, как меня сейчас в дивизии считают? В плену? Дезертиром? Без вести пропавшим?.. Да ведь такое мне даже дети родные не простят, не то что парторганизация! Розумиешь? - Рева торопится, словно боится не успеть сказать всего, что его волнует. - Вот и прошу зачислить меня в батальон. Только не на хозяйственную работу. На боевую. На передний край. Чтобы в боях вытрусить дурость свою. Чтобы и здесь никто не смел сказать - Павел Рева в хвосте тянется...
