Один из первых - Даниэль Гёргени

Что могу я сказать о событиях, происходивших в начале нового столетия? Что помню? Немногое. Я был тогда ребенком.

Память сохранила две-три истории, отдельные лица, голоса, какие-то смутные впечатления.

Начало столетия… Я тогда не мог осмыслить содержание этого понятия, и все же оно неизгладимо живет в моей памяти наряду с другим — смерть. Умер мой отец. Но значимость этих событий мне трудно было тогда предвидеть. Я подсознательно усвоил это, как и то, что Сасрегень — мой родной город. Чуть позже, хотя и с трудом, смог выговорить новое слово — Ратошня. Это была маленькая деревушка; внизу около нее протекал Марош, выше, куда ни глянь, раскинулся лес, как в Сасрегене. Небольшая гостиница с корчмой, где мы жили, принадлежала моему дяде. Она стояла на краю села у дороги. Мы с матерью заняли одну из пустых комнат. Так начался новый этап в моей жизни. Что может быть лучше, интереснее и разнообразнее, чем шумная жизнь на краю шоссейной дороги, для ребенка?

Дом, где мы жили, стоял на оживленном участке дороги от Сасрегеня до Борсека, довольно известного курорта. У нас останавливались немного отдохнуть все, кто из Пешта или других городов ездили на курорт лечиться. Зимой я с удивлением глазел на извозчиков, одетых в теплые шубы. Извозчики заходили к нам согреться и поесть, оставив своих горных лошадок, запряженных в маленькие сани, перед корчмой. Дядя, который был и владельцем, и официантом, усердно хлопотал возле извозчиков. Они казались нам господами. Они доставляли на берег Мароша лес, который вырубался в горах и весной сплавлялся вниз по реке на деревообрабатывающие комбинаты Сасрегеня и Сегеда.

Здесь, в Ратошне, наблюдая за простыми сплавщиками, которые заходили к нам в корчму, владельцами лесных участков местными богачами, я впервые почувствовал, что значит бедность и богатство. Часто видел я и владельца десяти тысяч хольдов леса Анрэ Кадара. Этот образованный, зажиточный крестьянин организовал небольшое Общество плотовщиков. Еще отец его начал покупать лес небольшими участками. Сын продолжил дело отца, но пошел дальше. Он объединил крестьян на селе, поощрял развитие овцеводства на горных пастбищах, а плоты с лесом за большие деньги продал тем, кто за бесценок работал на него.

Когда пришло мне время идти в школу, я вернулся в Сасрегень. Венгерские дети в школе изучали румынский и немецкий языки. Официальным языком считался венгерский, румынский мы изучали на дополнительных уроках, начальную школу и четыре класса гимназии мы закончили на немецком языке. Мы вчетвером (я, венгр Шандор Чед и румынские гимназисты Партениу и Октавиан) представляли выходцев из Трансильвании. Наша добрая, но строгая хозяйка контролировала, как могла, нашу учебу. Она не знала стихотворения Ади, в котором есть такие слова: «У Дуная и Олта один голос», но в своей заботе о нас осуществляла эту мысль поэта. Пусть не сразу, но мы поняли это и помогали друг другу во всем.