Смерть господина Голужи | страница 6
— Ради вас, сударыня, я готов даже остаться в живых!
— Об этом не может быть и речи, — заливаясь слезами она бросилась к нему на грудь.— Это была бы напрасная жертва, вы покорили меня как раз тем, что в отличие от моего жалкого мужа вы очень скоро по собственной воле уйдете из жизни и что я вас, следовательно, навеки утрачу.
Так началась настоящая жизнь господина Голужи. Избавившись от страха возможных насмешек и проделок, он почувствовал полную свободу и отдался всем удовольствиям, которые в изобилии предлагал ему гостеприимный городок. Он больше ни от чего не отказывался. Он даже требовал — дабы, вероятно, глубже проникнуть в суть,— чтобы ему создали более благоприятные условия для размышлений. Горожане, ясное дело, шли на все, чтобы его удовлетворить: его потчевали отменными кушаньями, поили самыми дорогими винами, дарили самые элегантные костюмы. А городские прелестницы, твердо убежденные, что он решил покончить с собой из-за несчастной любви, старались в утренние часы, когда их мужья сидели в конторах, определенным образом утешить его и вернуть ему утраченную веру в прекрасный пол. Позже, чтобы иметь возможность открыто посещать его, они пустили слух, будто господин Голужа обладает даром прозрения и будто они постоянно встречаются с ним потому, что по ладоням и кофейной гуще на дне чашек он предсказывает судьбу.
И он действительно делал это, по всеобщему мнению, со знанием дела и должным тщанием: с каждой из этих страдалиц он подолгу оставался наедине в комнате, запершись на ключ, до малейших подробностей выясняя ее будущее, причем ни разу не посетовав на то, что ему наскучили эти визиты и что они отнимают у него драгоценное время, необходимое для размышлений. Это, в частности, еще больше утверждало всех в мысли, что он воистину человек особенный.
Мужчины, разумеется, посещали его по другим причинам: попросить у него совета, пожаловаться друг на друга, сделать его поверенным своих тайн. Так, одним туманным и дождливым днем, некий гражданин с наивным выражением на лице признался господину Голуже в том, что— когда с умыслом, а когда без оного — он много убивал и людей и животных, однако у него нет уверенности, грех ли это или он возводит на себя напраслину?
— Грех — убивать животных, — ответствовал господин Голужа, — но что касается людей, дело обстоит иначе; их, без сомнения, вы освобождали от тягот бытия.
— Это как посмотреть, — осклабился человек с наивным выражением на лице.