Подёнка - век короткий | страница 28



А молодых нет. А уже четвертый час и солнце клонится вниз, и кой-кто стягивает с себя шерстяные праздничные пиджаки. Молодых нет, не видать и Артемия Богдановича.

И тут раздался крик:

- Б-бе-ре-егись!

Храпящая тройка, пританцовывая от нетерпения, несла бричку, за кучера, заваливаясь на спину, багровея лицом, - Артем Богданович.

- Бе-ере-егись! Люди добрые, дорогу молодым!

Ветер играет белой накидкой невесты, жених в черном костюме, как скворец, задрал вверх подбородок - душит тугой галстук.

И сразу берег беспокойно зашевелился, одни раступались перед конями, теснили других, эти другие поднапирали, чтоб поглазеть поближе, - толкотня, смех, выкрики:

- Богданыч-то словно Илья-пророк.

- Вместо бороды бы веник приклеить.

- Жаль, бубенцов нет, по-старому-то с бубенцами.

- Вывелись бубенцы...

- Люди добрые! Дорогу!

И визгливые бабьи голоса:

- Гости дорогие! К столу просим! Гости дорогие! Пожалте к столу! Не обессудьте - чем богаты, тем и рады!..

Упрашивать никого не пришлось, хлынули, приступом беря скамьи, потирая руки. Оказывается, как ни длинны столы, а гостей больше, чем нужно. Тесно сдвигались, особенно охотно парни к девкам, смех, советы:

- Прижми-ко Нюрку - сок потечет.

- И так стараюсь.

- Отцепись, банный лист! Василья крикну!

- Твой Василий, глянь, на Дашке сидит, ножки свесил.

Какая-то компания парней развалилась в стороне, развесив по сучьям пиджаки:

- Механизаторы, сюда давай! Дед Исай, ты когда-то прицепщиком был!

- У него теперь своя механизма на четырех ногах.

- Нет уж, браточки, я и здесь ладно угнездился.

Тощая, костистая спина деда Исая - между двух пухлых бабьих спин.

- Тут меня греют.

Во время этой суматохи появились еще два гостя, их заметили только тогда, когда один из них начал выплясывать перед молодыми, целиться из фотоаппарата.

- Кто такие?

Оказывается - область не забыла, из газеты прислали, чтоб описать, сфотографировать, - знай все, как гуляют в колхозе "Богатырь"!

Костя - с растерянно задранным подбородком, потный в черном костюме. Настя - вся белая, горбится от страха, от лютого смущения, кажется вот-вот сползет под стол. И рядом мать, страдающая от беспокойно крутящегося на своем месте Артемия Богдановича. И почетные гости с невнятными, чуть смущенными улыбочками...

У Насти на голове рюшечка, покрывало, заполненное речным воздухом, спадает на плечи. Невестин наряд Насте не очень-то идет, лицо из белого газа - круглое, широкое, с крутыми скулами, как деревянная чаша, и буйная плоть - плечи, груди - слишком решительно выпирает сквозь тонкую ткань. Настя чувствует взгляды, смущается до одеревенения, прячет под стол раздавленные, красные, заскорузлые от работы руки.