Возможно, именно эта мысль, сознание собственной никчемности заставила его, вопреки здравому смыслу, остаться возле карточного стола. «Черт побери, — взбунтовался он, — ведь и я не лыком шит». Рано или поздно хоть один из них обратит на него внимание. Может, даже пригласит сыграть партию. «В конце концов меня привел сюда их знакомый. Тот чернявый, наверняка, не последний человек в этом мире. Ведь он весь свой век провел среди них. Да еще представил меня своим другом...»
Издалека доносился гул голосов, тягучий и глухой, точно там работала огромная мельница, которая вместо пшеницы без устали молола часы и минуты, превращая их в бесцветную, почти неосязаемую муку времени. Канцелярия страхового общества, коллеги за столами и все, что могло происходить там в настоящую минуту, словно вдруг рухнуло в бездну. С этим покончено, покончено навсегда... Так, наверное, бывает, когда умирает человек. Все эти предметы, этот день, эти редкие белые облака, это множество людей продолжат: свой путь, свое непреклонное существование без него, так, как будто ничего не произошло.
— Не хотите присоединиться? — вывел его из раздумий чей-то голос.— Если хотите, одно место есть...
Макарие оторопело оглянулся и в ту же секунду понял, что слова эти обращены к нему. Охваченный внезапным волнением, он повернулся к говорившему. Это был человек лет тридцати, рыжий, с бледными впалыми щеками. «Непохоже, чтоб он вырос на воде», — подумал Макарие, не отрывая взгляда от его тонких длинных пальцев, которыми тот небрежно придвигал к себе банк.
— Видите ли,— продолжал рыжий, передвигая сигарету в другой угол рта, — Веселину надо на работу. И если у вас есть желание...
— Да, — чуть не крикнул Макарие, все еще ошеломленный столь внезапным поворотом,— да, да... Конечно.
Лишь сейчас он сообразил, что поднялся на баржу в плавках. Костюм и бумажник остались в кабинке.
— Только вы согласитесь подождать, пока я схожу за деньгами...
— Хм... задумался рыжий.— Что поделаешь? Но поторопитесь. Замешкаетесь, кто-нибудь другой займет ваше место.
— Знаю, знаю,— ответил Макарие.— А как же, я в этих делах разбираюсь.
С баржи он сошел спокойно, даже несколько замедлил шаг, чтоб не показать своей чрезмерной заинтересованности. До сих пор он играл в карты лишь со старыми знакомыми. Сейчас ему впервые представился случай сыграть с незнакомыми людьми. И что самое главное, сегодня это была единственная возможность проявить, свою личность, перестать быть жалким муравьишкой в том сонмище до ужаса уменьшенных голых тел, которые в своей слепой и неразумной погоне за солнцем и водой нелепо распростерлись на берегу. Все здесь было для него новым и напоминало сон — сумбурный кошмарный сон, о котором он догадывался и от которого хотел бежать в старую, привычно серую явь, но этой яви больше не было. Существовали только небо, бессмысленная сутолока на берегу и город, вдруг ставший ужасно далеким и чужим.
