— И это все? — разочарованно спросил Макарие после короткой паузы.
— В основном... да.
— Ничего особенного.
— А что-вы подразумеваете под особенным?
— Да так, дружище... стиль и все прочее. В каждой фразе повторяешь слово «коллектив».
— Постойте, правда...— протянул Митар.— А я и не заметил. Спасибо большое, товарищ Йова. Я сейчас исправлю. Так... Я думаю, для старика вполне достаточно.
— Для старика? — прошипел Макарие.— Думай, что говоришь!
— Извините. Я не знал, что вы были друзья...
— Затем,— продолжал Макарие, задыхаясь от хрипоты,— не нравится мне вторая фраза. Сухая, стереотипная. Тут нужно найти другие слова.
— Вы совершенно правы. Только я ничего не могу придумать. Места мало.
— О людях надо, говорить теплее. А у тебя скупо, казенно. Запиши-ка, что я тебе скажу!
— Одну минутку, только возьму карандаш... Диктуйте.
— С его смертью наша организация потеряла прекрасного работника, любимого товарища и благородного человека.
— Благородного человека, — угодливо повторил Митар.
— Погоди,— вспомнил Макарие,— «благородного человека» вычеркни, а напиши «и руководителя».
— Постойте,— запротестовал Митар,— извините, тут что-то не то... Насколько я помню, товарищ Йова, Макарие никогда не был руководителем.
— А ты напиши.
— Хорошо... Но что скажут люди, когда прочтут некролог.
— Какие люди?
— Ну, к примеру, сослуживцы... А может быть, и товарищ директор!
— Он знает.
— Как?
— Так.
— Ну тогда совсем другое дело.
— Конечно. А какую фотографию вы выбрали?
— Товарищ Петроние дал. Должен признаться, не по душе мне, что он на ней совсем молодой.
— Это где он с бабочкой?
— Вы знаете эту фотографию?
— Я? Да... я видел ее... Петроние показывал...
— Ну и как?
— Ничего, сойдет.
— Хорошо, товарищ Йова, мне пора в «Политику»... Они ведь до восьми работают... У меня там есть знакомый, он постарается поместить ее на видном месте.
— Ну что ж, пусть все видят...
В трубке внезапно раздался предупреждающий гудок. Третья минута истекала.
— До свидания, товарищ Йова,— пробился сквозь хрип тоненький тенорок Митара.
— Подожди, постой! — крикнул в панике Макарие. —Я еще не все сказал! Подожди, я перезвоню!
Связь прервалась. Митар, конечно, не слышал его последних слов. Вновь окруженный тишиной, Макарие рассеянно взял с металлической полочки под телефоном пачку сигарет. В тесной кабине он чувствовал себя как птица в клетке. Он повесил трубку, громко выругался и вышел, хлопнув дверью.
Теперь он испытывал стыд. Ведь не за этим позвонил он Митару. И во время разговора знал, что нужно сказать, и тем пе менее все получилось иначе. Все получилось нелогично, смешно, непонятно. Что-то, что сильнее его, заставило его, словно околдованного, ломать эту комедию.
