Сколько он был в сознании, столько и молился. Потом услышал лай собак и провалился в бездну. Теперь уже надолго.
И тем не менее ему повезло. Хотя бы в том, что подобрали его на территории другого лагпункта, где как раз и были «люди из центра». И не вернули сразу в свою зону, а подлечили здесь. Совсем не по его показаниям стало известно и о делах Бузыкина, в частности об этом конкретном случае. Как выяснилось, весь офицерский состав был не прочь избавиться от одиозного капитана. Правда, сделать это они предпочитали чужими руками. Ну, а раз такие руки погодились, то поспешили выложить о нем все, чтобы не оставить его здесь. «Садист, извращенец...» – это только малая часть из характеристики капитана. Зря он думал, что мужик он всесильный.
Ясно, что его никуда и ни за что не привлекли (честь мундира!), но с первым же отрядом зэков-добровольцев, среди которых был и Сергей Медянский, он был отправлен на фронт. Командиром. В том, что это в сущности был для него смертный приговор, не сомневался никто. Вопрос был только в том, чья пуля избавит человечество от патологического маньяка, помешавшегося на издевательствах над людьми. Пуля ли от врага при атаке в лоб, или в спину от однополчанина, который ему едва ли еще не больший враг. Последний исход был более вероятным. Ни у одного из них рука бы не дрогнула, и не факт, что обязательно в наступлении.
Многие зэки с нетерпением ожидали удобного случая уже там, в дороге. Лучше всех это сознавал сам Бузыкин, а потому и лишил такой радости своих подопечных бойцов после первой же ночной бомбежки эшелона, когда до линии фронта еще было относительно далеко.
Сотрудники особого отдела, прибывшие утром к поезду, не обнаружили ответственного командира заключенных.
Оглушив охранявшего его конвоира, Бузыкин смылся в неизвестном направлении.
А произошло следующее. Уверенный в своей безнаказанности, свыкшийся с ней, и оттого храбрый и жестокий с безоружными зэками в лагере, он до того перетрусил в ту ночь, выскочив из остановившегося поезда, что принял упреждающую стрельбу конвоиров за разгоревшийся бой. И в страхе, а скорее, в стремлении выжить, прострелил себе руку повыше локтя. Причем так, что она не задела кость. А поскольку конвоиры стреляли только вверх и только для того, чтобы отбить у некоторых зэков (а теперь красноармейцев!) охоту сбежать под шумок, то доводы, что его ранило шальной пулей, никто и не подумал брать в расчет. Его бы разорвали на месте, но подоспевший боевой старшина успел предотвратить самосуд: тут же арестовал и потащил Бузыку к коменданту эшелона. Утром его должны были судить за «самострел», и приговор был ясен. Но, как видим, он не стал искушать судьбу и исчез. Чем сильно расстроил своих «однополчан».
