– Все слышал? Теперь слушай сюда: что ты мне плечо за бабу вывернул – прощаю, но за «живодера» ответишь. Чуешь-нет? А то разрыдался тут, как кисейная барышня. Концерт камерный устроил, понимаешь ли.
Гурьян ничего не ответил. Отрешенно уставившись в одну точку, он уже не плакал, а только как-то по-детски вздрагивал. Все, что здесь говорилось, доносилось к нему откуда-то издалека.
– Да он же не в себе, товарищ Бузыкин, – заступился Фрол за него и легонько похлопал его по щеке. – Ну, Гуря, что?
Но тот явно не слышал, о чем его спрашивают.
– Сломался мужик, – отвернувшись, тихо обронил Фрол.
– Нервы у него, – так же тихо поддакнул Грач. – Немудрено после такого-то ранения. Я слышал, увольняют его по здоровью.
– Точно? – насторожился Антон. – Почему же я об этом ничего не знаю? Ну, так это меняет дело. – И перешел на примирительный тон: – Да будет тебе, Гуря. Какие у нас с тобой могут быть ответы друг перед другом. Я это с обиды так сказал. Погорячился малость. Но и ты хорош: не разобрался, а кидаешься с кулаками. Чуть вон напрочь не зашиб, – опять потер он для наглядности плечо и присел прямо перед Гурьяном, заглядывая ему в глаза: – Ты слышишь-нет, что говорю? Она, если хочешь знать, сама меня попросила, как только догадалась, что ее муж уже «сыграл в ящик». Ей, мол, без него жизни нету. Ну, я и уважил. Характер мягкий.
«Уважил, – словно сомнамбула, повторил про себя Гурьян. – Скажи еще, что из любви ее задушил. Двуличник. Все двуличники. Все кругом ложь и двуличие. – На ум вдруг пришло слово, которое настойчиво просилось на язык. – Болото! Гнилое, вонючее болото. А она вытащила меня из него и не хотела, чтобы я возвращался туда. И я не вернусь, что бы со мной теперь ни сделали. Спасибо тебе, Ксения, за мудрость твою. За то, что открыла глаза мои»
– Теперь одному из вас надо ее куда-то сховать. Отвезти подальше и зарыть поглубже: так, чтобы и следа от нее не осталось, – донеслось до него напутствие Бузыкина чекистам. – Остальные со мной. Надо взять блатарей тепленькими, пока «малину» не сменили.
«Да ведь они все боятся ее! – встрепенулся Гурьян. – Даже мертвую! Почему? – И сам себе ответил:
– Потому что она у Бога! Потому что с ней Бог!» – Необъяснимая радость открытия волной захлестнула все его существо: он нашел смысл жизни! Он ожил!
– Как же я это раньше не понял? – невольно вырвалось у него уже вслух. Воодушевление, с каким он это воскликнул привело чекистов в недоумение. Они переглянулись: такая резкая перемена в настроении товарища только подтверждала их подозрения о его душевном состоянии. Антон же хитро подмигнул обоим, недвусмысленно крутнул пальцами у виска и спросил вкрадчиво:
