– Но-но, без шухера, – попятился он, торопливо хватаясь за кобуру. – Уймись, Гурьян, не шуткуй. – И хотя тот оставался на месте, взвизгнул тонко: – Не подходи, убью!
– Ты сказал, что не тронешь ее, – медленно приподнялся Гурьян и также потянулся к кобуре.
Неминуемую трагическую развязку предотвратили вбежавшие Петр и Фрол, вторично выбившие двери, да так, что они чуть не слетели с петель и даже (по-видимому, от ворвавшегося сквозняка) состукала оконная створка в комнате. Чекисты быстро скрутили Припасенко и оттащили его к дверям.
– Ты че, браток, ошалел? – шепнул Грач, но потом, разглядев распростертое на полу тело женщины, закусил губу.
– Кто это? – недоуменно взглянул он на Бузыкина.
– А вы там что – спали? – рявкнул тот вместо ответа. – Еще миг, и он мне бы шею свернул.
– Но ты же сам велел не вмешиваться. Да и не видели мы, когда она прошмыгнула.
– Я о том и говорю. Работнички.
– Так явно же не мимо нас. Ну, так кто ж она?
– А ты вон у него спроси, – злобно кивнул Антон на Гурьяна.
– Ты сказал, что не тронешь ее, – глухо повторил тот, не сводя с Антона взгляда, полного ненависти, – а я, как последний идиот, размазня, тебе поверил. Живодер! – Он неожиданно всхлипнул и заплакал: – Пустите меня, хлопцы. Тошно мне. Негодный я нынче.
Озадаченные парни, переглянувшись, усадили его на стул, а сами остались стоять подле, неловко переминаясь с ноги на ногу. Вид плачущего соратника обескураживал: это вовсе не вязалось с его характером. Ведь они знали его еще по фронту. Лица обоих помрачнели.
– И за что ты ее? – угрюмо проронил Фрол в пустоту. – Тоже напала на тебя, как и тот художник?
Последняя фраза прозвучала неприкрытой издевкой. Бузыкин нервно переводил взгляд с одного на другого.
В том, что они не на его стороне, не было сомнения. Надо было срочно спасать ситуацию. Остап пусть выкручивается сам за свой приказ. Потирая плечо и кривясь, якобы от сильной боли, он подошел к ним.
– Ша, мужики. Был приказ ее убрать, – доверительно понизил он голос. – Это секретное задание Остапа и людей повыше его. Я не должен был выдавать это вам, но обстоятельства вынуждают. Да вы же в курсе, что началась борьба с нэпманами и их пособниками – как врагами революции. Правда, пока негласно.
– Ты врешь, – вскинулся Гурьян, но друзья удержали его. – Не было такого в приказе. Ты мне сам его показывал.
– Письменного – да, не было. Но есть устный, и он важнее письменного, потому что дается на высоком доверии к нам. Скажу больше: о ней вообще никто ничего не должен знать! Почему? Потому что эти богомольцы опаснее самого ярого врага, и выжигать их велено каленым железом! Они уже развращают наши ряды. Меня об этом предупредили, предупреждаю вас и я. Все это сможете проверить сразу же по прибытии в управу, а там уж соглашайтесь или спорьте – дело ваше. Но мой совет: будете держать язык за зубами – будет вам почет и награда. А кто будет ля-ля, тому я не завидую. Еще вопросы есть? – уже построже и погромче спросил он, и с удовлетворением отметил, что его пламенная речь достигла цели: чекисты стушевались и старались не смотреть друг на друга. Чтобы закрепить успех, он наклонился к Гурьяну:
