Надо быстрее кончать с дамой, пока ее разоблачения не услышали другие чекисты.
– Ты вроде хотела помолиться, – не спросил, утвердил он. – Что ж, валяй, молись, а я послушаю. При мне, а тем более обо мне, на это еще никто не осмеливался. Это должно быть интересно.
Ксения догадалась о его намерении и, обуреваемая противоречивыми чувствами, опустилась на колени.
– Господи, на все Твоя воля, – прошептала она, смиренно сложив руки. – Прости этого несчастного, ибо не знает, что творит.
Бузыкин, склонившись к ней, расслышал последние слова.
– Ну, это ты зря: я-то как раз знаю, что творю. – Он ловко накинул ей ремешок удавкой на шею.
– Тут тебе и Бог, и Владлен. Не надо было меня узнавать. А уж тем более за меня молиться, – бормотал он, с силой затягивая удавку.
–*–*–*–
В последний момент, уже очутившись на крыльце, Припасенко увидел, как Антон отстегивает узкий ремешок портупеи; дверь тут же захлопнулась, и он медленно осел на крыльцо, ощутив привычную дрожь и слабость в ногах – признак трусости и безволия. Это состояние с недавнего времени проявлялось независимо от него: мгновенно охватывало все тело, парализовывало волю, стоило лишь ему столкнуться с опасностью. Увы, эти симптомы малодушия особенно участились после того случая с двойным убийством в камере и уже стали неотъемлемой частью его жизни. В такие минуты он презирал себя. Вот и сейчас он почувствовал свою никчемность и беспомощность, но обычное в подобных случаях самооправдание: «А что я могу поделать?» – на этот раз не принесло утешения, не успокоило душу. На какие-то доли секунды память вновь выхватила лицо Ксении, и в сознании рефреном зазвучали ее проникновенные прощальные слова: «Пришло твое время, Гурьян... Пришло...» И новая волна благодарности и благоговения заполонила душу.
«Пришло! – еще неосмысленным эхом откликнулся он сам в себе и повторил еще раз: – Пришло! – И еще повторил. Пока не вскочил на ноги, как ужаленный: – Да ведь он там убивает ее!»
– Не тро-онь! – заорал и с невесть откуда взявшейся силой вышиб ногой двери. С той же силой отшвырнул от Ксении не успевшего распрямиться Бузыкина и, не обращая больше на него внимания, склонился над ней, прощупывая пульс.
– Не трудись, Гуря, – криво усмехнулся Бузыкин, потирая ушибленное плечо. – Она уже не здесь.
Гурьян поднял глаза – и «шеф» невольно отшатнулся: впервые он испугался своего подопечного. Ему показалось, что еще миг, и тот кинется на него – столько ненависти было в этом взгляде.
