Она тараторила без устали, но чувствовалась в ее бодрости какая-то фальшивая нота. Должно быть, говори они сейчас в живую, без посредства проводов и волн — старательно отводила бы глаза в сторону, лишь бы не смотреть, лишь бы себя не выдать…
— Ты при деньгах? — наконец отмерла Регина. Надо было бы сразу спросить про Игоря, но… Боясь услышать ответ, прикрылась другой темой, нейтральной.
Жанна с облегчением выдохнула:
— Ну конечно! И с картой! Что купить?
— Ты при паспорте? Слушай, загляни по дороге в салон, прикупи мне какой-никакой простенький телефон с симкой, а то я все старые повыкидывала, а свой потеряла. Сделаешь?
— Конечно! Жди, я уже рядом!
…Потом они с Жанкой пили, наконец, чай с «Прагой», Регина осаживала подругу, порывавшуюся, на манер бабы Шуры, то поддержать ее под локоток, то что-то сделать самой… И, наконец, не выдержала.
— Жанночка, погоди ты о работе. Это я и сама узнаю, когда выйду. Ты вот что скажи: что там, у Никитиных… случилось? Мне Марина звонила и как-то странно себя вела…
Запнулась.
Подруга переменилась в лице.
— Рина, ты только не волнуйся…
— Да я не волнуюсь. — А у самой аж горько во рту стало от ожидания. — Давай, говори, не тяни.
— Игорь… Вчера разбился. Насмерть. Ехал в ночь от какой-то бабы, дорога ледяная, видимости никакой — метель же, сама помнишь. Ну и вынесло его на встречку, прямо под внедорожник. Оба всмятку, МЧС растаскивало. Обоих, говорят, из машин выпиливали… Ой!
Она зажала рот и уставилась на Регину круглыми глазами.
— Ужас, — сказала та потерянно. — Просто ужас. Трое детей остались, мать больная… Маринка по нему всегда с ума сходила, каково ей теперь…
Запнулась, вспомнив давешний звонок. И как-то отстраненно подумала, что жена Игоря, ревнивая как черт, скорее всего, приняла ее за ту самую бабу, от которой возвращался муж. Ну да, был у Марины когда-то повод ревновать: лет двадцать назад. Но потом-то! С чего она так взбеленилась?
Впрочем, с женщины в ее состоянии что возьмешь? И Жанке, пожалуй, о ее наезде знать не нужно.
Кажется, былое безразличие опутывало ее вновь. Или это подсознание защищало, смягчая шок от смерти когда-то близкого человека? Шут его знает. Но на какое-то время она вновь почти погрузилась в милосердный туман забытья…
— Рин, а тебе его совсем-совсем не… ну, не жалко?
Вздрогнув, она очнулась и увидела в глазах подруги чистое детское недоумение, даже растерянность.
— Да как же не жалко, — вздохнула Регина. — Столько всего между нами было… И первая любовь, как-никак, такое не забывается. Жан, ты на меня не смотри так, я, кажется, еще под успокоительными. Там, в больнице, чем нас только не пичкали. Рыдать потом буду, дня через три, когда отойду.
