Проблема «сотворения кумиров», о которой говорит игумен Антоний, разработана им в нескольких смысловых планах. Автор статьи «Свет и тьма в искусстве» подробно рассматривает действие идола «свободы творчества», которая утверждает необходимость выражать себя, не стесняясь никакими рамками, вплоть до рамок приличия. По сути дела, этот кумир — идол гордыни, «…который возвышается властителем и покровителем всех кумиров на ниве искусства» [4, 242]. Второй кумир воплощается в бунтарстве и новаторстве, третий «властелин тьмы» — идол «подспудья», подсознательного начала человеческой личности, которое может инициировать в творчестве потоки душевной мути и откровенного демонизма. И, наконец, идол эстетизма, обожествления творчества, о котором речь шла в начале нашей статьи и который так характерен для Серебряного века нашей литературы. О уже упоминавшемся выше труде Н. Бердяева, посвящённом проблеме творчества, игумен Антоний пишет: «В особом аскетическом порыве Бердяев призвал вслед за собой возложить на алтарь этому „ведомому богу“ все страстные побуждения человечества, смело поставил он знак равенства между святостью и гениальностью, между благодатью Святого Духа и творческим наитием. А потому и цель христианской жизни простёрлась у пламенного религиозного философа к стяжанию этого действительно пьянящего вдохновения» [4, 244].
Таким образом, мы видим, что проблема творчества, поставленная с последней серьёзностью и предельной ответственностью, в русской религиозной и философской мысли решается не в линиях психологических и эстетических, но в онтологическом и сотериологическом ключе. Онтология творчества — тема неисчерпаемая, и мы коснёмся только некоторых аспектов этой проблемы. Наиболее глубокие мысли о природе и сути творчества вообще и художественного творчества в частности, безусловно, мы находим в святоотеческой мысли. В творениях Григория Нисского, Василия Селевкийского, Анастасия Синаита, Фотия Константинопольского, Иоанна Дамаскина, Феодорита Кирского, Григория Паламы творчество человека рассматривается в связи с проблемой его богоподобия. Творчество — это и особый дар человеку, и его обязанность перед Творцом, поскольку создан человек по образу и подобию Божьему. Именно поэтому человеческое творчество символически отображает миротворчество. Творческое задание человек получает ещё в раю — он должен возделывать и хранить райский сад. Архимандрит Киприан (Керн) в своём труде «Антропология св. Григория Паламы», анализируя антропологическую систему одного из Учителей Церкви V века Василия Селевкийского, пишет: «…Василий Селевкийский усматривает богоподобие человека в его способности творить <…>. Всего замечательнее в этой связи то, что Василий коснулся наиболее яркого проявления творческой способности человека, его словотворчества. Полный мистической загадочности, как и вся мифологема книги Бытия, эпизод с наречением Адамом имён животным и птицам в Раю привлёк Василия, и он правильно узрел в этом повествовании проблему величайшей важности для философии имени. <…> Адам всматривается во внутреннюю сущность каждого творения, каждого животного, каждой вещи, всматривается и угадывает самое существенное в них. Своим словом, находимым в каком-то непостижимом процессе творчества имени, он прочитывает внутреннюю умопостигаемую криптограмму всякого бытия» [1, 198]. Далее о. Киприан цитирует самого Василия Селевкийского: «Адам, именованием зверей, ты подтверждаешь своё владычество. Ты подражаешь достоинству Зиждителя. Бог создал естества, а ты даруешь названия… Адаму надо было узреть неизреченное устроение, носимое в себе каждым животным<…>. Бог говорит Адаму: „будь, Адам, творцом имён, коль скоро ты не можешь быть творцом самих тварей <…>. Мы делим с тобой славу творческой премудрости. Пусть познают меня, как Зиждителя по закону естества, тебя же как владыку по смыслу именования, давай имена тем, кому Я дал бытие“» [1, 198].
