легкие французские тома...
"Опыты", пенаты, Прозерпина.
Сквозь стекло заглядывают зимы –
и не замечают никого.
Омбра адората ите, ради...
ради Бога!.. Дьявольские рати
по ночам преследуют его...
Лопоухий Батюшков, не надо
укорять седую колоннаду,
не она всему вина –
горький камень Средиземноморья
и его незримое подспорье –
элизийская весна!
Ты, зарытый в доблестную землю, –
сотоварищ ласточке и стеблю:
над тобою – облако и клен.
Во вселенной, ничего не ждущей,
ты уже от вечности грядущей
лишь дубовой стенкой отделен.
лето 1976
* * *
Лопоухий Батюшков! Из глины
северной и Тассовой лозы
склеивший дыханье окарины
и гнездо для сладостной слезы –
Русской Музы девичьи смотрины,
ужаса российского азы.
Он, несчастный, не зарытый в землю,
сотоварищ ласточке и стеблю,
полуспя – как облако и клен,
ничего не помнящий, не ждущий,
от насущной вечности грядущей
лишь доской дубовой отделен.
лето 1976, 1995
* * *
Как хорошо меж выцветших дворцов
в порозовивший кровли летний вечер,
присев на запыленную, сухую,
уродливо-горбатую скамейку
(привет-привет, смешной соцреализм!) –
чтоб в спину упиралась, – закурить
и посмотреть на Инженерный замок...
Архитектуры баховская поступь!
Как если бы слепые музыканты
сыграли, уложили инструменты,
пюпитры, разошлись – и тишина
овладевает городом... Трамваи
кой-где скрежещут. Юная волна
зеленою медузою дрожит...
И вдруг легко, как рифма, пробежит
аквариум "икаруса" двойного,
о современности напоминая.
сентябрь 1976, 1980
ЗИМНИЙ ПЕЙЗАЖ
На окошке Питер Брейгель
зиму мне нарисовал:
синий озера овал
и коричневые сучья
замерзающих деревьев.
Ничего прекрасней нет
этих сказочных полотен –
так мучительно бесплотен
птицы замерший полет
в зачарованном пространстве.
В ирреальной тишине
жар питается осиной,
пахнет порохом и псиной –
это егери идут
в окружении борзых.
Скал колючая гряда.
И под их лесистым склоном
в зимнем воздухе зеленом
на серебряном катке
леденеют конькобежцы...
Это смотрит на тебя
из шестнадцатого века
вечный образ человека –
ничего иного нет
в изменяющемся мире.
ноябрь 1976
