Архаика | страница 6
поляны и луга.
Сколь разнолик огонь!
Но люб моим друзьям
лихой крылатый конь –
разгоряченный ямб.
январь 1976
ОСЕННИЙ ДЕНЬ
Из Рильке
Пора, Творец! Был долог летний зной.
Брось тень Свою на гравий циферблата
и в кущи сада ветр впусти сквозной.
Богатым должен стать плодовый сад,
даруй ему сверх меры двое суток,
дабы добрать за этот промежуток
последний мед в тяжелый виноград.
А кто за лето кров найти не смог,
не сможет впредь. Пусть ночи переводит
на длинное письмо, читает, ходит
взволнованно и вдоль и поперек
пустых аллей, где осень колобродит.
февраль 1976
* * *
Квадратный февраль никуда
уже перешел ниоткуда.
Стоит, как пустая посуда,
Невы неживая вода.
Прожитые мною года,
как липы, столпились повсюду,
как будто достав из-под спуда
дырявую площадь Труда.
И города серый объем
мной пережит, как водворенье
грачиных семей на деревья,
глядящиеся в водоем, –
как наше терзанье вдвоем
и правды недоговоренье.
февраль 1976
* * *
Как странно, что в мире еще
гощу я – как бы по ошибке,
целую скупое плечо
и трогаю выпуклость скрипки.
А Ты, не касаясь земли,
проходишь луною по кровле,
и атомы, словно шмели,
гудят – и не помнят де Бройля.
И вижу я: наши слова
в существенном лживы разрезе –
там только "а-а-а-а-а-
а-а-а-а-а" Перголези.
апрель 1976
* * *
Как хорошо в грачином холоде
андреебеловской Москвы –
в распетушенности и молодости,
так отрезвляющей умы,
за травянистый Новодевичий
или на Чистые Пруды
уйти – чтоб оценить Малевича
аляповатые холсты.
Чтобы вдохнуть московский утренний
морозный воздух молодой
над отраженно-перламутровой
речною-облачной водой.
Чтобы додуматься до истины,
которой не было и нет –
ни в птичьем посвисте и присвисте,
ни в трепыхании планет.
Чтоб под деревьями пернатыми
понять: всё это – легкий грим,
и только пляшущие атомы
умело спрятаны под ним.
лето 1976
* * *
Лопоухий Батюшков, довольно
из окна глядеть на колокольню
и на купола монастыря,
на немые липы золотые, –
нам ли привыкать к шизофрении,
к полоумью, проще говоря.
Вот судьба, достойная поэта:
не писать предсмертного сонета,
на костре соблазнов не сгореть –
просто взять однажды и свихнуться,
хаосом вселенной поперхнуться,
а потом от тифа умереть.
Чтобы все смешалось – зной и пурга,
камни и чугун Санкт-Петербурга,
шумное французское вино,
Нессельроде, император мерзкий,
монастырь Кирилло-Белозерский,
стены пансиона Жакино,
желтых окон отсветы слепые,
белая огромная Россия,
связь с девицею Фурман...
Для кого-то, может быть, потеха –
наблюдать, как жгут библиотеку,