Не успел он как следует освоиться с вольной жизнью, как неожиданно кто-то заарканил его на всём скаку, насильно натянул на него уздечку, приладил седло и одним махом вскочил ему на спину. Жеребёнок почувствовал, что над ним нависла страшная угроза: кто-то хочет сковать его, лишить свободы. Он сжался, как пружина, тут же вскинулся и полетел стрелой. Он долго мчался без оглядки, всё его тело покрылось потом, рот заливала кровавая пена. В этой бешеной скачке травы хлестали его, змеями обвивались вокруг ног. Потом он выбился из сил и остановился. Издалека почудилось манящее ржание. Однако он чувствовал, что враг всё так же уверенно сидит на нём, всё так же крепко и безжалостно держит узду, и потому смирился. Признав себя побеждённым, он опустил голову на грудь, повернулся и тихонько зарысил обратно, покорно неся на себе хозяина. А спустя какое-то время иноходец пустился в долгий путь по чужим, далёким краям.
Его упорно и жестоко муштровали, пока не приучили к узде и шпорам. Затем ему пришлось окончательно свыкнуться с седлом. Теперь он уже твёрдо знал тот утренний час, когда гарцевал под своим хозяином на учебном плацу перед неподвижно застывшим по сигналу трубы строем полка, сотнями коней и всадников. А как он радовался, когда после долгой скачки под дождём и ветром возвращался в конюшню, где его ожидал корм!
Спустя несколько лет ему пришлось отправиться в куда более тяжкий путь. Конники пробирались тайком, выискивали скрытые дороги, останавливались и хоронились, когда вблизи громыхали пушки. Наездники и лошади мокли дни и ночи под обложным дождём, барахтались в грязи под свинцовым небом, затянутым густыми тучами, которые свисали чуть ли не до земли. А однажды конь мчался во главе бойцов, взметнувших обнажённые сабли, и чувствовал, что вокруг него бушует водоворот смерти. Вдруг навстречу им устремился другой яростный вихрь — на них обрушилась лавина вражеских всадников, и они схлестнулись в сумятице злобных криков, жалобных воплей и грохочущих выстрелов.
Коню почудилось, что спасения нет. Собрав все силы, он перемахнул через несколько упавших тел и бешеным галопом унёс всадника далеко от своих.
Вдруг перед ним выросла новая стена сверкающих сабель. Иноходец остановился как вкопанный, поднялся на дыбы, повернулся и слепо ринулся обратно.
Он понимал, что за ними гонятся, чувствовал, как ожесточённо хлещет его всадник, и мчался так, что никому не удалось его настигнуть. Значительно позже, уже в безопасном месте, он ощутил жгучую боль в боку. Сабельный удар глубоко рассек ему кожу. Руки хозяина заботливо обмыли и перевязали рану, а затем ласково потрепали его по гриве.
