Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси] | страница 4

— Прости, боярин, пойду я… — сказал Феодор, поклонился обоим и вышел в сени. Дулеб проводил его, а Лют расположился у стола.

— Проклятый варяг, — сквозь зубы процедил кудесник, когда Дулеб вернулся, — не будь я служитель Перуна, если он уцелеет в своем гнезде.

— За что ты так злобишься на него? — с некоторым удивлением спросил Дулеб, прищуриваясь и глядя в лицо кудесника, искривленное судорогой злобы.

— За что? — переспросил Лют. — А за то, что он отвращает от наших богов сердца киевлян; за то, что он ночью ходит в сборище этих безбожников–христиан и там пьет кровь младенцев…

— Полно, так ли это? Хорошо ли ты знаешь их веру? Кровь младенцев?! Сам Куря, князь печенежский, из черепа Святослава пил только вино… А уж он ли не жесток был… А христиане так кротки, так мягки… — недоверчиво глядя на своего гостя, проговорил Дулеб, вспоминая разговор с Феодором.

— Впрочем, что же мы сидим так?

Он крикнул холопа, и через несколько минут на столе пенилась и дымилась горячая баранина. Гостеприимство было отличительной чертой в характере русского человека.

Лют же был не простым гостем, но важным и почетным. Для него всякий киевлянин не постеснялся бы даже выкрасть у соседа барана или теленка, если бы своего дома не оказалось.

Долго сидели вдвоем гость и хозяин. Пили вино из среброкованого турьего рога и говорили о важном деле.

Пришел Лют к Дулебу сватать его дочь за своего сына Олега. Не в обычае было это у славян: проще было увезти понравившуюся девушку, да не хотел Лют ссориться с Дулебом, который к тому же близок был и к княжескому дому.

Дулеб тоже дорожил будущим родством с Лютом, но и дочь не хотел принуждать.

— Одна она у меня, Лют, сам знаешь! После Предславы все она у меня. Как сама порешит, так и будет. Она у меня, что звездочка ясная. Как я расстанусь с ней? — говорил Дулеб. Льстило ему, что сам Лют, сын Чернобога, жрец Перуна, мудрый кудесник, Светлану за своего сына сватает, и жаль было ему дочери.

— Пошлем за Светланой. Как она порешит, — снова сказал он и велел позвать дочь.

А та сидела у себя в светелке ни жива ни мертва. Не обмануло ее девичье сердце: подсказало, что ради нее пришел к ним Лют. «Неужели за Олега выходить?» — сверкнула в ее душе страшная мысль.

Совсем почти не знала она Олега; слыхала только, что ездил он по морю, занимался разбоями; слыхала, что не было у князя Владимира лучшего бойца; что бил он птицу стрелой на лету без промаха; что один на медведя не боялся ходить. Но уж одного того, что Олег был сыном Люта, довольно было, чтобы бояться его хуже огня. А с тех пор как Рогдая она увидела да с ним словом ласковым перемолвилась, и совсем отвернулась ее душа от сына кудесника.