Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси] | страница 5

И теперь, прижимаясь к своей старой мамке Вахрамеевне, она просила и умоляла ее, чтобы припомнила та все чары, все заговоры, отворожила от нее сердце Олега.

— Обернулась бы теперь я голубкою, полетела бы на могилку матушки, попросила бы ее: защити, родная, свое дитятко! — плакала девушка. Но слез не было у нее в глазах; они стояли в горле и больно сжимали его. И грудь ныла в какой–то невыразимой тоске.

— Что–то будет? Ой, дедись Ладо, что–то будет? В это время в светелку, запыхавшись, вбежала холопка–девушка:

— Иди скорей! Лют и твой батюшка спрашивают тебя!

Светлана побледнела, зашаталась, ноги у нее подкосились.

— Ласточка моя, голубушка!.. Да не зверь ведь какой Лют–то… Не съест… И отец твой тебя, касаточку, не выдаст… — успокаивала ее Вахрамеевна, — дай–ка я тебя с уголька спрысну да вот ладанку на шейку лебединую надену.

И она, с причитаниями, надела своей любимице какой–то крошечный мешочек.

Однако недаром Светлана была дочерью Дулеба: его решимость и твердость теперь овладели ею: «Умру, а не выйду за Олега», — подумала она и с этим решением вошла к отцу в горницу.

По–прежнему у стола сидел Дулеб. Склонив голову на руку, он что–то говорил гостю и казался грустным и задумчивым. Лют, развалясь, сидел на богатой лежанке, против стола, чем–то недовольный. Он был уверен, что в конце концов все будет так, как он хочет, но его раздражало, что Дулеб не сразу согласился, что понадобилось еще послать за этой девчонкой! Как будто мало для нее чести, что ее сватают за сына Люта!

Он не мог скрыть своего раздражения, когда вошла Светлана, а от его взгляда ее сердце сжалось еще больше.

Взглянула она на отца и почувствовала, что он за нее будет.

В нерешительности она остановилась у двери. — Подойди сюда, Светлана! — сказал отец. — Знаешь, зачем тебя позвали? Вот Лют просит выдать тебя за своего сына Олега… Согласна ли ты?

Светлана ожидала этого вопроса, приготовилась к нему, но все–таки дрожь пробежала по всему ее телу. Она не могла сдержать себя, расплакалась и упала отцу в ноги:

— Батюшка, твоя воля… Но пожалей, батюшка!.. Чем я тебя прогневила?.. Не гони от себя… — рыдала она. Слова мешались у нее с плачем и переходили в какой–то стон.

Лицо Дулеба прояснилось. Из груди его вырвался вздох. Словно и сам он был рад, что так все разрешилось.

— Полно, — твердо сказал он, отстраняя от себя дочь и поднимаясь с места, — видишь, Лют? И рад бы, да не могу… Ступай к себе, Светлана!

Почти не помня себя, девушка вышла из горницы.