Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси] | страница 3

— А Предслава? Неужели она жива? Неужели мы увидимся когда–нибудь? — точно про себя промолвил Дулеб, вспоминая покойницу–жену.

— Все живы у Бога, Дулеб! И ты, и она, и весь мир в руках Божиих. Не Перуна, не Белеса, не Стрибога, не Даждь–бога, а в руках Единого Истинного Бога, Которому служат греки!

Оба замолкли. Тихо было в горнице, только чуть слышно шелестели сухие травы и стебельки цветов в руках Светланы. Какая–то борьба происходила в душе Дулеба.

— Ну, мы поговорим еще с тобой, боярин, — сказал он наконец, — а пока я все–таки буду служить богам моих предков!

Он встал и выпрямился во весь свой богатырский рост:

— Завтра иду к князю… Зачем–то звал и дяде своему Добрыне наказал прийти.

Сумерки быстро густели. Светлана зажгла светец. Феодор простился с воеводой и его дочерью.

— Пора!.. Заждались меня, поди, дома, — промолвил он и взглянул в окно. Откуда–то с реки неслась могучая русская песня и замирала в вечерней тишине; на берегу рыбаки собирались ехать в ночное.

Сильный стук вдруг раздался в дверь.

— Ну, вот и еще кто–то!.. Отвори, Светлана!

Девушка сняла засов, и вдруг невольный короткий крик вырвался у нее.

Высокий худой старик вошел в горницу.

На нем была темная длинная одежда, на плечах дорогой мех; в руке суковатая палка. Длинная спутанная борода его, почти совсем седая, спускалась до пояса, из–под нависших и тоже седых бровей сверкали маленькие, злые глаза.

Во всей наружности его было что–то недоброе и отталкивающее. Но это был любимец богов, и потому трепетали перед ним киевляне, и не было приказа, которого бы не исполнили они, если этот приказ отдавал старый Лют.

Кудесник Лют… Вещий… Сын Чернобога…

Так называли его в Киеве. Жил он в лесу, в небольшой избушке, дорогу к которой хорошо знали все, кому была нужда в заговоре, кто не умел обдумать сам плана жестокой мести, кто хотел отвести от себя беду или приворожить к себе чье–нибудь сердце.

Вечно занят был старый Лют: то разбирался в костях лягушек, то зелье варил на отраву врагам, то богам жертвы приносил.

И много жертв принесено было Лютом, много пленников пролили свою кровь под его беспощадной рукой перед идолом Перуна.

И этот–то человек пришел теперь к Дулебу. Побледнела Светлана, увидав его, и, едва закрыв за ним дверь, убежала в свою горенку.

— Глупа красная девушка, — усмехнулся Лют, входя в гридню и сбрасывая на лавку мех с плеча.

— Добро пожаловать, гость дорогой! Вот, нежданно–негаданно, — поклонился гостю хозяин. Феодор стоял в стороне. Острые глаза кудесника метнули на него недобрые искры.