Он чувствовал, что ему хотелось быть в центре этих значимых политических событий. Иногда прорабу Попа даже казалось, что именно в нем сейчас нуждается Михаил Сергеевич больше всего, потому что главному архитектору перестройки не могут быть не нужны прорабы. Но Михаил Сергеевич не знал о существовании прораба Вержилиу Попа, и поэтому в нем не нуждался.
А дальше грянула волна национальных движений. Началось это в Прибалтике. А потом докатилось и до Кишинева.
Началось все с того, что по городу стали ходить группы людей с триколорами – трехцветными флагами.
Флаг Советской Молдавии был двухцветный, красно-зеленый, и решительно никуда не годился, да и самой Советской Молдавии больше не было. А вот трехцветный румынский – красно-желто-синий - был гораздо ярче и больше соответствовал. Надо сказать, что такой же расцветки флаг был на тот момент еще у одного государства – африканского Чада. Для того чтобы отличить новый флаг поднимающего голову национального движения Молдовы от флага давно поднявшего голову и воспрянувшего от французского колониализма Чада, на флаг Молдовы был помещен и новый герб. Он представлял собой голову быка на щите, щит был на груди орла, в лапах орла были булава и лавровая ветвь, а в клюве орла – крест. Можно было заметить по выражению морды орла, что ему тяжело управляться с таким количеством предметов. Видя страдания орла, некоторые молдавские геральдисты, разрабатывавшие герб новой Молдовы, подумывали облегчить участь птицы. Но потом все же оставили - решив, видимо, что труд закаляет не только людей, но и орлов, и лучше пусть геральдических символов будет больше, с запасом, чем меньше – мало ли что.
Помимо флагов, демонстранты носили в руках и лозунги, написанные по-молдавски латинским шрифтом. В советские годы молдаване писали на кириллице, но с наступлением новых времен наиболее сознательной части интеллигенции стало ясно, что это - путь, губительный для республики.
Собственно, с этими двумя, сугубо культурными требованиями – принять новый флаг и новый алфавит, - и проходили демонстрации. Сначала демонстрантов было немного, и консервативно настроенная пресса называла их жалкими кучками экстремистов. Но за короткий срок их стали тысячи, потом десятки и сотни тысяч, и называть их жалкими кучками уже никак не получалось. Потом как-то одна из таких бывших жалких кучек ночью сожгла дотла редакцию одной из таких газет. Любая жалкая кучка, перестав быть жалкой кучкой, становится очень злопамятна. Поэтому не стоит обижать никакую кучку.
