Исидора Морчадзе, видимо, немного подвела память – в Москве он оказался не «в начале 1908 года», а гораздо позднее – в августе месяце, когда Маяковские съехали с дачи Битрих и поселились в доме на Долгоруковской улице. Чтобы появиться в Москве в начале года, надо было бежать из туруханской ссылки зимой, а, как показывала практика, совершить подобный побег из тех суровых мест было совершенно невозможно. Сам Морчадзе описывал свой побег без всяких подробностей:
«… мне удалось бежать из ссылки, и после долгих мытарств я добрался до Москвы».
Странно, что Морчадзе не привёл никаких подробностей побега – ведь его воспоминания писались и были изданы уже в советское время, когда побег из царской ссылки считался геройством.
Как бы там ни было, но сохранившиеся документы свидетельствуют, что Морчадзе, ставший Коридзе, прописался у Маяковских 19 августа.
Вот как этот день описан в дневнике наружного наблюдения:
«19 августа 1908 г.
В 10 час. 45 мин. утра «Высокий» вышел из дома вместе с «Субботинским», дошли до Садовой ул., расстались; «Субботинский» пошёл под наблюдением, а «Высокий» пошёл в Лихов переулок, в дом Елизарова, в парадную, где №№ 9-16; через 10 мин. вышел и пошёл на Никольскую улицу, в Городские номера, где пробыл 35 мин., вышел и вернулся домой».
На следующий день филёры вновь зафиксировали выход Морчадзе из дома Бутюгиной:
«20 августа 1908 г.
В 9 часов 45 минут утра «Высокий» вышел из дома и на углу Весковского пер. купил газету и вернулся домой. В 11 часов 30 мин. утра «Высокий» вторично вышел из дома вместе с "Субботинским "».
Ежедневная слежка за «Высоким» и «Субботинским» продолжалась.
Кроме партийной у Владимира Маяковского в тот момент было много обычной учебной работы – 30 августа 1908 года его мать подала прошение в Строгановское художественно-промышленное училище о принятии её сына в подготовительный класс. Просьбу удовлетворили, и Владимир приступил к занятиям.
Вскользь заметим, что Борис Пастернак в том же 1908 году закончил гимназию с золотой медалью и поступил на юридическое отделение историко-филологического факультета Московского университета.
А арестованного в начале того же года Илью Гиршевича Эренбурга неожиданно освободили. Причём до суда. Ходили слухи, что родителям для освобождения сына пришлось внести денежный залог. В это трудно поверить – для того, чтобы арестованный революционер получил свободу, требовались не деньги, а письменное обязательство прекратить заниматься антиправительственной деятельностью. Или согласие на сотрудничество с охранкой. При отсутствии таких бумаг из-за решётки не выпускали. Так что, надо полагать, нечто подобное Илья Эренбург всё же подписал.
