Позднее фашисты отправили Луиса Альберто в концентрационный лагерь Чакабуко, расположенный в пустынном районе на севере Чили. Там он пробыл год, в то время как Луис Корвалан находился в другом концентрационном лагере — на острове Досон, в ледяном преддверии Антарктиды.
…Благодаря международной солидарности, благодаря борьбе Советского Союза и других социалистических стран Луис Альберто вышел на свободу. Он выехал из Чили в Болгарию, где его ждали жена Руфь и маленький сын Диего, которому сегодня уже три года. Но для сердца Луиса Альберто Корвалана пытки на Национальном стадионе не прошли даром. Он скоропостижно скончался…»
Хосе Мигель Варас, чилийский писатель.
Мороз был отменный, и Тишка чувствовал, как стягивается на щеках кожа, но терпел, стоял на дороге, дожидаясь, когда поднимется в гору Люська.
Она резво помахивала портфельчиком, и пар изо рта поднимался над нею фиолетовым — от солнечного света — дымком. Волосы, выбившиеся из-под шерстяной шали, лохматились заиндевелой паутиной, да и шаль тоже покрылась лёгким налётом куржевины.
— Не замёрзла, Люся? — озабоченно спросил Тишка, когда она поравнялась с ним.
Люська ничего не ответила, прошла мимо, и Тишка заковылял сзади, сознавая свою вину и отдавая себе полный отчёт в том, что у Киселёвой есть все основания на него обижаться. Всё-таки Тишка был к ней несправедлив и дразнил её понапрасну.
— Ну, ладно, Соколов, — обернулась Люська. — Я тебя прощаю.
Тишка заулыбался, чувствуя, что левую щёку совсем высушило морозом и она у него как чужая.
Люська пристроилась к Тихону сбоку и, пытливо заглядывая на него, спросила: — Ну, а теперь читал?
— Да я, Люсь, и тогда читал… Только не захотел признаться.
Люська перехватила портфель из одной руки в другую и через варежку подышала на озябшие пальцы.
— Я так и знала… Все мальчишки завистливые.
— Люся, да я не от зависти…
— Ладно, — прервала его Люська. — Сейчас-то хоть не криви душой… Мне, если хочешь знать, — зашептала она, — Петя-Трёшник и то завидует.
Тишка вспомнил Серёгин рассказ о Пете-Трёшнике, который бы вроде и подтверждал Люськииы выводы, но всё равно не поверил.
— Ну-у, не может быть…
А вот и может, заявила Люська и снова перехватила портфель. — Он меня, если хочешь знать, вызвал в учительскую и во всём признался…
Она загадочно посмотрела на Тишку и вдруг изменилась в лице.
— Тишка, ты поморозил лицо!
Она бросила на дорогу портфель, выскочила на обочину и, пробив варежкой лунку в насте, набрала полную горсть снегу. Он был сухой и рассыпался у неё в руке.
