У него большая сумка. Он сбрасывает ее с плеч, садится поближе к костру, долго роется в сумке, расспрашивая между тем об охоте. Я сижу за спиной бабушки и вижу, как он достает белые пампушки одну за другой. Звонко причмокивая губами, ест. Заметив меня, бросает мне одну пампушку и продолжает рассказывать новости. Отец и дедушка сидят возле него. Банчок с водкой переходит из рук в руки.
— Русские деньги сейчас ничего не стоят, — говорит купец, — в России война. Германцы хотят забрать русское государство.
Кто такие русские, кто такие германцы — я не знаю и ничего не понимаю.
— Если у вас есть пушнина, отдайте мне, — говорит Ли Цзоу. Мышиные глазки его скользят по стенам нашей юрты. Он прищуривается, и я снова прячусь за бабушку. Торговец продолжает говорить сладковатым, писклявым голосом: — Я дам вам муку для лепешек, вино, товары. Деньги что? Их можно в костер бросить.
Купец скривился и действительно бросил в костер одну бумажку, достав ее из-за пазухи.
Дедушка и отец совсем опьянели. Достают шкуры соболей. Отдают купцу одну кабаргу, другую, третью. Все, даже мои, колонки очутились на коленях у Ли Цзоу. Он повеселел. Поглаживая рукой меха, рассказывает какие-то смешные истории, и от хохота сотрясается его грузное тело. Рано утром он покинул нашу юрту, оставив в ней горький едучий запах опиума, одну серебряную монету и свой адрес.
Весной, когда вскрылись реки, отец решил отправиться в город к Ли Цзоу. Он взял с собой Ангирчу. Самый большой бат должен был вместить все, что пообещал купец. Вся семья вышла на берег провожать их в далекую дорогу. Дедушка принес новые шесты и весло. Бат столкнули на воду, и шумные волны Сукпая ударились о его борта. Я долго смотрел, как удалялся вниз по реке бат, на котором отец должен был привезти муку, чумизу, красивую материю для халатов и, может быть, еще что-нибудь хорошее. Что именно — я не знал.
Мы ждали их целый месяц. В юрте было голодно. Бабушка уже не раз обкуривала багульником свои севохи[21]. Просила удачи. Лет двадцать она хранила кусочки сушеной морской рыбы для молитвы.
