— Кушай, бата, — сказала она однажды, подавая их мне.
Река разливалась с каждым днем все больше и больше, Нигде нельзя было увидеть ни одной, даже маленькой, рыбы. Напрасно дедушка брал в руки острогу. Мы голодали. Я каждый день долго просиживал на берегу, смотрел вниз, но отца с Ангирчей все не было.
Как-то бабушка подошла ко мне с печалью в глазах, потому что я так громко просил есть, что голос мой, наверное, разрывал стены юрты.
— Я принесла тебе вот это, — сказала бабушка, протянув мне кусочек пожелтевшего жира из груди сохатого. — Кушай.
— Как? Разве можно?
Я помню, как бабушка прятала его для молитвы и предупреждала:
— Кто покушает, у того рот скривится.
И вдруг… Я испуганно смотрю то на бабушку, то на этот кусочек сала.
— Можно, кушай, не бойся, — говорит бабушка, и глаза ее увлажняются.
Отец возвращался по большой воде. Мы все беспокоились, что трудно будет подняться с грузом по Сукпаю. Каждый день ждали, выходили встречать, прислушивались — не обрадует ли нас песня Ангирчи. Я заметил бат еще издали и хотел помчаться навстречу в оморочке. Но мать удержала меня:
— Не надо пугать радость, а то улетит, как птичка.
Я остался на берегу вместе со всеми. Но радость все равно улетела. Бат был пустой. Ни муки, ни чумизы — ничего не привез отец.
— Обманул купец, — мрачно сказал он.
В то лето мы снова поднялись вверх по Сукпаю, поближе к устью Сагды-Болинку, где постоянно охотился дед. Там тоже поставили юрту. В поисках добычи отец и Ангир-ча уходили то вниз по рекам, то вверх. Удачи не было. Мы с дедушкой и Канси по ночам «лучили» рыбу. Ее хватало на то, чтобы позавтракать.
— Зверь ушел, рыбы не стало, — говорил в раздумье дедушка, — не к добру это.
Однажды перед вечером он поставил на берегу севохн, развел костер, зажег багульник и стал шаманить.
Сангия-Мама, Сангня-Мама!
Пошли нам зверя…
Он молился, но Сангия-Мама, наверно, его не слышала, потому что мы продолжали голодать. Если не поймаем ни одного ленка, есть совсем нечего. Собаки лежат между камней и жалобно смотрят на нас. Я прошу у бабушки есть. Она трясет головой, беспомощно разводит руками.
— Ничего нет. Купец ограбил нас. Ловите рыбу.
В тот год дедушка как-то еще сильнее состарился. Он стал совсем плохо видеть. На охоте ему уже не сопутствовала удача.
Над рекой с утра до вечера плывет туман. Льют дожди. По ночам небо, как сердце медведя, окутано черной пеленой. Отец и Ангирча возвратились с пустыми руками. А бабушка свои севохи все еще багульником обкуривала. Страшное наводнение предсказывал дед. Вода поднялась в реке так высоко, что вот-вот вырвется из берегов.
