— Ты будешь партизанам помогать, и я тоже хочу, — обиженно заговорил Корешок. — Чо только вы? Я тоже хочу эти самые подкидывать. Когда я стащил пышки, так и вы ели, а мне достались за них шишки. А когда я украл деньги? Я поровну разделил. А вы? Чо вы так делаете? Чо? — он длинным рукавом вытер глаза, нос и опять отвернулся.
Ворон промолчал. Он думал о том, что они поступили не по-товарищески, обделив друга. «А если дать ему партизанских? Пусть подбросит. Дать или не дать? — задавал себе вопрос Ванька и сам ответил: — Ладно, дам две штуки. А то будет хныкать весь день. Еще драла даст, как в тот раз».
Ванька вспомнил, как однажды из-за какого-то пустяка он поссорился с Корешком. Тот обиделся, швырнул в Ваньку булыжником и, прицепившись к проезжавшему мимо извозчику, уехал на вокзал, намереваясь пуститься в путешествие, разыскивать «штаб-квартиру» вора Безухого.
Ворон так привык к Корешку, что через некоторое время пошел на вокзал и долго искал беглеца, пока случайно не нашел его в «собачьем» ящике пассажирского вагона. Кое-как он помирился с Корешком и отговорил его от задуманной затеи. Боясь опять такого поворота дела, Ванька перешел в наступление.
— Тогда дай присягу, что сыщикам ничего не скажешь, если сцапают.
— Я уже давал присягу атаману Безухову.
— То атаману, а то матросу, понял?! Скажи, что, мол: «Я, Корешок, никого не выдам», и еще что-нибудь такое.
— Я… я, Корешок, — малыш шмыгнул носом, — я уже говорил атаману Безухову, чо буду…
Видя затруднительное положение товарища, Ванька подсказал:
— Мол, буду молчать, как рыба в воде!
— А чо только в воде?
— Ну и на берегу!
— Буду… буду держать язык за зубами в воде и… и на берегу. — Корешок взялся за лампасы и подтянул штаны.
— Теперь побожись!
— А атаман Безухий не заставлял божиться.
— Матрос — не атаман! Он любит делать по всей форме. Понял?
— Ей-бо, — Корешок обнажил взъерошенную голову, троекратно перекрестился и облегченно вздохнул.
— Смотри, только партизана не подведи! Ты в штанах путаешься, убежать не сможешь!
— Дай мне нож, я их до колен обрежу, — нашелся Корешок, готовый пойти на все ради партизанских прокламаций.
На чумазом лице обрадованного Корешка появилась довольная улыбка, он замусоленным рукавом вытер чуть вздернутый нос, афишки суетливо положил на землю, а партизанские прокламации бережно сложил вдвое, не зная, куда их деть. Сперва он намеревался вложить их в середину пачки розовых листовок, потом снял галошу и запрятал их внутрь.
