Ахматова в моем зеркале | страница 20
Знаете, я ведь жила не только с Пуниным в этом жилом комплексе.
В вытянутой, плохо освещенной комнатке этой же постройки на втором этаже, где умещались только кровать, диван и большой круглый стол, так вот в этой странной и печальной комнатке я недолго жила со своим вторым мужем, Шилейко. Он тогда был болен и все время просил, чтобы я подавала ему сильный черный чай, веря, что так быстрее выздоровеет. Он верил и во многие другие вещи, одну невероятнее другой. Никто из моих друзей не понимал, почему я вышла за него замуж. Что я делала подле этого Фауста? Едва познакомившись, люди начинали испытывать к Шилейко неприязнь, не принимая его странностей и эгоизма. Я тогда курила не прекращая. С нами жил Тап, наш мохнатый сенбернар, которого мы полуживого подобрали на улице.
Однажды, когда я шлепала по улице в своих прохудившихся сапогах, таща на плече мешок с мукой, незнакомая женщина подала мне монетку. Да, да, вы не ослышались. Наверное, приняла меня за нищенку. Эту монетку я схоронила за иконостасом. Дни были безумные. Безумными были и наши души. Не знаю, что вечно толкало меня принимать катастрофические решения. Сначала я восхищалась Шилейко, широтой его знаний, хотела подарить ему свою любовь. У меня была такая потребность дарить и принимать любовь… Но он был слишком требователен, патологически ревнив, ревновал ко всему и ко всем, и не только к мужчинам, ревновал к стихам и рвал письма, не давая мне их читать. Уходя из дома, Шилейко запирал меня на ключ. Настоящий тиран! Это наказание не могло длиться долго. Лишения, голод, усталость в сочетании с тяжелым характером этого человека сломили меня. Этот брак оказался «мрачным недоразумением». Я сама решила жить с ним, не прислушиваясь к мнению друзей, потерявших от моего решения дар речи. Никогда не забуду слова Гумилева: узнав, что я выхожу замуж за Шилейко, он сказал: «Я плохой муж, не спорю. Но Шилейко – катастрофа, а не муж»». Неделями не спала, сидя рядом с ним и переписывая переводимые им тексты. Работа, которую я ненавидела. Домохозяйка и секретарша – вот какой он хотел меня видеть. В конце концов мы разошлись.
В те годы зачастую люди расходились, но продолжали жить вместе. А куда им было идти? Не только у меня не было своего дома… Времена трудные для всех. Несмотря ни на что, я верила, что это сожительство было своего рода катарсисом для «колдуньи», как меня называли. Мы переезжали с места на место, пока не появился Пунин. Интерлюдией между Шилейко и Пуниным был Лурье: не знаю, что вышло бы из нашей идиллии, если бы он не покинул страну. Лурье уехал в Париж и после немецкой оккупации – в Америку. Пусть вас не удивляет его имя: Лурье тоже был русским. Красивым его нельзя было назвать, но женщин он очаровывал. В его жизни было много женщин, только перед смертью он признался, что всю жизнь искал вторую Ахматову.