Настуся проходит между рядами кроватей в самый уголок, к окну. Мама лежит на высоко взбитых подушках, такая непохожая на себя, с глубоко запавшими глазами, с бессильно вытянутыми поверх грубого одеяла худыми руками.
Увидев Настусю, она с большим усилием поднимается на постели и, опершись на локоть, вытаскивает из-под подушки завёрнутую в тряпочку котлету. Каждый раз мама оставляет для Настуси часть убогого казённого обеда. И каждый раз, кормя Настусю, рукавом казённой сорочки вытирает слёзы.
— Что с тобой будет, доченька моя, когда я умру? — тоскливо шепчет она дрожащими белыми губами.
Иногда этот шёпот долетает до Настуси, и тогда что-то словно рукой сжимает ей горло. Насилу проглотив последний недожёванный кусочек, она порывисто прижимается к маме.
— Не умирайте, мама, не умирайте! — в отчаянии выкрикивает она, припадая мокрым от слёз лицом к грубому одеялу.
— Ну-ка, не плачь, — слышит Настуся над собой тихий голос старой палатной няни. — Даст бог, выздоровеет мама… Господь милосердный: смилуется над тобой.
Сказанные мимоходом ласковые слова глубоко западают Настусе в душу. А правда! Она не раз слышала, что бог добрый и всё может… Разве ему трудно спасти маму?..
Всю дорогу домой Настуся неотступно, пылко думает про бога и впервые в жизни молится ему искренними детскими словами: «Боже, сделай так, чтобы мама не умерла! Ты же всё видишь! Ты же знаешь, как мне плохо без мамы! Сделай, чтобы мама выздоровела!..»
Но бог почему-то не торопился исполнять просьбу Настуси. Маме становилось всё хуже. Наступил день, когда она уже не смогла подняться навстречу Настусе. С большим трудом приподняв тяжёлые, непослушные веки, она едва слышно попросила:
— Льда, дай… льда…
Настуся присела на краешек стула возле тарелки со льдом и стала послушно подавать матери прозрачные, острые льдинки. Кусочек за кусочком, кусочек за кусочком, пока на тарелке не осталось ничего…
А на следующий день палата встретила девочку необычной тишиной. Мама лежала неподвижная, прямая, накрытая с головой белой простынёй.
«Наверное, спит», — подумала Настуся, пытаясь заглушить в себе неясную тревогу. Подошла и нерешительно остановилась возле постели.
Женщины на соседних кроватях поднялись и сочувственно закачали головами.
— А ты открой, посмотри! — послышался чей-то голос.
Настуся постояла немного, потом всё-таки отважилась.
Боязливо приоткрыла простыню, заглянула маме в лицо… Какое оно холодное, чужое, странно равнодушное.
