Мальчишки | страница 41
— Ты что же, к нам?
— К вам… Белье принес…
— Какой ты веснушчатый и рыжий. Ты чего, горел, что ли?
— Не горел…
Я бы ударил его. Я бы разбил его очки. Я бы…
Он смеялся, показывая ровные белые зубы.
— А матери дома нету. Одна такса.
Но сзади загремела лестница, закачались перила, и появилась тетя Зина с желтой, будто из речного песка, сумкой.
Рядом с ней стоял Карелин, выпятив нижнюю губу, переступая на месте большими ногами. На нем комьями взбухало пальто.
— Ты к кому, мальчик?
— Я белье… Мне мать велела.
— Это ко мне, — дыша в мое лицо, сказала тетя Зина.
И тут у Карелина пальто распахнулось, и к моим валенкам упали шкурки, меховые шкурки каких-то неведомых зверьков. Шкурок было много: серебристых, коричневых и точно вылинявших. Тетя Зина разом опустилась на них, закрыв широким подолом и шкурки, и грязные половицы. Она быстро и мелко улыбалась.
— Вы идите… идите в дом. Санечка наш гость.
Карелин подтолкнул меня к двери, и я оказался на месте Владика. А тетя Зина, все так же улыбаясь, собирала в подол шкурки. И было что-то жалкое в ее улыбке и сальных волосах, выбившихся из-под платка.
Я отвернулся, чтоб не видеть. Я хотел бежать. Бросить белье и бежать.
Но я знал, что за стирку должны матери что-то передать и потому прошел в переднюю и сел на сундук.
В углу на ватнике лежала такса и смотрела на меня добрыми слезящимися глазами.
— Владик! — куда-то вниз, перегнувшись через перила, кричала тетя Зина. — Ты взял яблоко? Что? Яб-ло-ко…
И я их увидел. Прямо передо мной на кухонном столе — яблоки, сочные, красные. Волшебные яблоки. Такие продавали до войны на базаре в плетеных корзинах. Я помню, отец покупал мне их. Я помню, как они хрустели на зубах. О, это были непонятные далекие яблоки. Потом они пропали. И вдруг… На большом блюде лежало чудо. Чудо… война, зима и вдруг яблоки… Я чуть не задохнулся.
— Ну, принес, Санечка? Ты молодец. Все здесь?
— Все…
— Сейчас я соберу что-нибудь, а ты матери отдашь.
Тетя Зина скинула пальто и, поддерживая подол, ушла в комнату. А я глядел на яблоки и не мог оторвать глаз от них.
А что, если… одно. Только одно. Они не заметят…
Не чувствуя ног, я рванулся к столу, схватил яблоко и спрятал в карман.
Сердце билось так, словно я весь был им.
А такса, положив на передние лапы мордочку, спала. Может быть, просто делала вид, что спит, будто говоря: «Мне все равно… Ты видишь, я сплю. Я всю жизнь сплю…»
Яблоко обжигало пальцы. Я снова сидел на сундуке, беззаботно болтал ногами и молил бога, чтоб тетя Зина меня быстренько выпроводила.
