Правда ли, что немецкие драгуны носят такие же островерхие каски, как и пехотинцы? – спрашивал отец. А гвардейские кирасиры больше не носят нагрудник? Но ведь Люциуш был на востоке, а кирасиры в основном на западе. А как он оценивает венгерскую кавалерию по сравнению с австрийской и германской?
Особенно отца интересовали уланы, которых Люциуш видел в стычке возле Лемновиц в самом начале. Его уланы. Но как возмутительно, что они теперь не носят кивер!
– Кивер делает их легкой мишенью для стрелков, отец.
Отец всплеснул руками:
– Ты думаешь, в наши времена не было стрелков? И без нагрудников?
– Отец, там было минус двадцать. Они были в шинелях, как и все.
– Ты думаешь, в наши времена не было морозов?
Но ничто не вызывало у отца такого интереса, как те семь или восемь минут, в течение которых Люциуш удирал от казаков. Вверх по склону! Через леса! А у них были сабли и мушкеты? И то и другое? Боже милосердный. А седла их видел? А у них на мундирах были нашиты газыри? Он слышал, что русские их отменили из экономии.
– Я не видел. Я спасался от погони.
– На гусарском коне!
– Да. Всадника убили. Я взял его коня.
Отец поглаживал усы, его глаза сверкали.
– Поразительно. Прямо взял и вскочил в седло!
И все же отца возмущала мысль о храбрых гусарах, обратившихся в бегство. Если бы на них были крылья, казаки бы крепко подумали, прежде чем нападать.
– Я объяснял тебе преимущества крыльев?
– Да, отец.
– Представляешь, какой ужас чувствует тот, кого преследует крылатый всадник с копьем наперевес?
– Да, ужасный ужас, отец.
Именно в этот момент Люциуш увидел во взгляде отца что-то очень похожее на любовь. И майор Кшелевский сделал то, чего на памяти Люциуша не делал никогда, – он протянул руку и нежно коснулся щеки сына.
– На гусарском коне! Это значит, что он погиб, а ты выжил. Мой сын! Пошел врачом, а даже казак не смог догнать тебя.
Но больше всего отцу нравилось сидеть с друзьями на крытой террасе, склонившись над военной картой. Никогда он еще не был так занят за все время своей отставки начиная с 1867 года. Но карта, как вскоре понял Люциуш, была не просто эксцентричным времяпровождением ностальгирующих старых солдат, которым нравилось облачаться в навощенные сапоги для верховой езды и парадные шлемы с кисточками. Многие из них все еще занимали армейские должности, или у них были такие же ностальгирующие друзья на армейских должностях, и на протяжении долгих часов за игрой в тарок и выпивкой они не говорили ни о чем, кроме войны. Карты, напечатанные в газетах, зачастую оказывались отчаянно неточными и, конечно, подвергались цензуре, отец же обновлял свою карту по нескольку раз на дню.
