Проходили месяцы, и Люциуш наблюдал, как маленькие деревянные брусочки – зеленые, синие, красные, желтые и черные – борются за картонные пяди. И пока он позволял отцу рассуждать об устройстве западной системы траншей или о горных сражениях в Италии, его глаза возвращались к одной и той же точке, к левому краю буквы «т» в слове «Карпаты» и ниже, к букве «в» в слове «Надворная». Там крошечная насечка, такая же, как тысячи других, отмечала перепад высоты. Здесь. Как будто какое-то волшебство привязывало этот крошечный штрих к далеким горам.
Он думал: бои отступят, и железная дорога откроется, я вернусь и найду ее. Вот тут, в единственном месте, где я еще не искал.
Первые шесть месяцев 1917 года российская Седьмая армия – голубой брусок размером с его палец – держалась на Коломые, отбрасывая зловещую тень на штрих, отмечавший Лемновицы. В июне, к его ужасу, фигура стала продвигаться дальше: еще одно наступление, снова под командованием Брусилова. Но потом пришла весть, что русские солдаты, устав от боев, начали дезертировать.
К июлю российский брусок отступил к востоку. К августу даже поздним вечером он не отбрасывал злосчастной тени, поскольку Карпаты опять были заняты германским черным и австрийским зеленым.
Но у него не было никаких шансов попасть в Лемновицы. Осторожно, не желая всполошить Циммера, Люциуш пытался выяснить, возможна ли отправка на восток. Сначала клерк в медицинском штабе вроде бы живо отозвался на его предложение. Легко будет найти ему на замену волонтера, который захочет служить в венских тепличных условиях.
Боясь вмешательства матери, Люциуш дал адрес кафе. Потом он месяц ждал новостей, только чтобы узнать, что «его перевод не представляется целесообразным»; война в Галиции затихала, солдат постепенно переводили из прифронтовых госпиталей, и даже в Вене врачей уже не хватало. Это подтвердило его худшие опасения. Все лето он наблюдал, как растет численность пациентов; к сентябрю они поступали ежедневно, пришлось открывать отделения на втором и третьем этажах.
Потом, в ноябре, большевики захватили Зимний дворец в Петрограде, и между Россией и центральными державами начались мирные переговоры, которые в марте закончились заключением Брест-Литовского соглашения. Ни одно из этих событий не должно было существенно повлиять на непреходящее дело врачевания, если бы, по слухам (официальные источники сообщали гораздо меньшие числа), в российских лагерях не содержалось почти два миллиона австро-венгерских пленных, которые теперь должны были вернуться домой.
