Первая сводка!
Анна прибавила громкости.
«С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы.
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов противника...»
Анна взглянула в сторону постели Николая, как бы спрашивая: «Будешь слушать дальше?» Но сегодня она сделала это машинально, только по привычке: постель Николая была пуста.
Анна выключила репродуктор и села за стол. Она хотела заставить себя позавтракать. Но, хотя первое острое волнение, вызванное вчерашней речью Молотова, прошло, жизнь уже не казалась ей такой, как всегда.
Так же, как всегда, появился над деревьями краешек солнца, так же завозились в листве и загомонили птицы; так же, как всегда, первые лучи солнца, попавшие в комнату, упали на зеркало, и отброшенный им зайчик пополз по стене над кроваткой Виктора.
Все было, как всегда.
Даже в пустой, прикрытой небрежно наброшенным одеялом койке Николая не было ничего особенного, — такой Анна видела ее тысячу раз. И все же... все же жизнь стала со вчерашнего дня другой. Совсем другой.
Да, жизнь не могла оставаться той же, что раньше, — следом за известием о вероломном нападении Германии шло сообщение, что в войну с СССР вступила фашистская Италия, что венгерский диктатор Хорти уже послал войска на советско-германский фронт.
Анна Петровна знала, что ее душа и тело, так же как и душа и тело ее Николая, со вчерашнего дня целиком и полностью отданы осуществлению новой задачи — победы над врагом. Может быть, в ее сознании это и не было сформулировано так ясно. Она просто пошла в штаб родной дивизии и сменила фартук домашней хозяйки на наушники связистки.
Муж учил ее мало говорить и мысли держать про себя.
Она скромно сидела за своими аппаратами и старалась как можно проворнее и точнее передавать по назначению то, что радист принимал от находившихся в воздухе самолетов. В той мере, в какой человек способен заставить себя быть автоматом, она старалась им стать. Она считала, что, только мысленно обезличив для себя шифры машин, сможет не искать среди всех этих «Фиалок» и «Незабудок», «Курсков» и «Батуми», «Штыков» и «Мин» того, с кем дышала одним дыханием.
