Горячие сердца - Николай Николаевич Шпанов

Помнится, я познакомил вас с Прохором после того, как мы вернулись с Дальнего Востока. Вероятно, вы не хуже меня помните, как он там дрался на своем ястребке. Право, я убежден: умей он справляться со своими порывами, он непременно был бы удостоен звания Героя Советского Союза. А вместо этого еще до конца халхынгольской операции ему пришлось расстаться с командованием полком — он был смещен.

Для всех летчиков на Халхын-Голе было законом утверждение Прохора:

— Истребитель, проживший день, не сбив ни одного врага, — дармоед.

Эта неуклюжая, но всем понятная формула звучала как постоянный призыв: «Бить!»

И они били. С утра до вечера взоры летчиков были устремлены к небу с единственным желанием: «Покажись!» И стоило появиться противнику, как начинался «танцкласс».

Как они дрались! Противник должен по сей день помнить неизменное соотношение потерь во время затеянного им и позорно закончившегося для него «инцидента» на Халхын-Голе: три к одному в нашу пользу.

После этого Прохор дрался на финском фронте.

Я встретил его не скоро, на юге, близ румынской границы.

В биллиардной он с ожесточением заколачивал шары, так, что угрожающе потрескивали борта у луз.

— Ты можешь понять меня, — мрачно сказал он, когда мы за бутылкой вина отпраздновали у него дома нашу встречу. — Худо мне. — Он помотал своей тяжелой, словно вырубленной топором головой: — Худо! Это надо понять: полгода торчу здесь, а рубать не велят!

— Не велят — значит, не нужно.

— У тебя всегда все по полочкам разложено: тут нужное, там ненужное, — насмешливо проговорил он. — А я знаю: этот Антонеску рано или поздно нам свинью подложит. Нам вверху видать: там фрицы собираются. А разве это жизнь для истребителя: глядеть, как на той стороне границы что-то затевают? Обидно, ей-ей обидно!.. Эх, только и остается: сплясать с горя. А ну, старик, давай спляшем «Лявониху»!

Пластинка его любимой «Лявонихи» нашлась. Жильцы нижнего этажа пришли просить пощады: танец Прохора был жестоким испытанием для соседей.

Мне говорили, что именно там Прохор вторично был отрешен от командования частью. Случай был такой, какой и должен был с ним произойти: румын из армии Антонеску нарушил бессарабскую границу и углубился в нашу сторону. Таких велено было принуждать к посадке. Но на этот раз дело шло уже к вечеру, и, по словам Прохора, румын мог уйти от нашего звена, пользуясь надвигающейся темнотой. И Прохор рубанул. От румынского самолета остались обгорелые обломки. Тем хуже для Прохора: никакие оправдания не помогли, его лишили командования частью.