Сновидение первое. Никанор
Диван тащили вдвоем – дворник и мальчишка из соседней мелочной лавочки. Когда Мари вывела его во двор, он успел увидеть, как эти двое, дворник пыхтя, а мальчишка шмыгая носом и сплевывая, затаскивали зеленое чудище под два чахоточных деревца, что одиноко жались около дома. Два чахоточных, чахлых и безлистых деревца, под которыми будет отдыхать он, умирающий от чахотки… Мари подвела его к дивану. Он попробовал лечь, положить голову на подушку, захлебнулся, закашлялся. Мари подняла подушку повыше. Мальчишка с любопытством смотрел на больного, шмыгнул носом и утерся рукавом. Кого – то он ему напоминал. Мари обкладывала его одеялами, подтыкала со всех сторон; для начала мая было довольно тепло, но петербургское тепло обманчиво; к тому же, он постоянно мерз, кровь перестала греть, как бывает у стариков, но ему – то нет и тридцати семи. Он прикрыл глаза. Мальчишка, кажется, уже ушел. Ему вдруг ясно вспомнилось, кого тот напоминал. Так же шмыгал носом его младший брат, Никанор, сгинувший в военной службе на Кавказе. Сгинувший в двадцать три года и отчасти не по его ли вине?… Разве?
– Виссарион, вы меня слышите? – голос Агриппины, сестры жены. – У вас такой смешной вид в этой шапке! Настоящий колпак!
Это она пришла полюбоваться на свою работу – шапку из толстой баварской шерсти вязала она. Однако невозможно было открыть глаза и заставить себя что – то отвечать. Агриппина постояла, потрогала шерстяные волокна рукой и ушла. А он стал думать о Никаноре. Вернее, обо всем, что было связано с Никанором и с его ранней ужасной гибелью.
