Алексеев отвечает:
— Нет, делает он все необычайно просто.
…Машина мягко скользит по асфальту. Молоков что-то обдумывал; он вынул записную книжку — перелистывая страницы, наткнулся на скупые записи о машине. Вчера это было: когда на экране проходили кадры челюскинской эпопеи, Молоков вдруг увидел ее, свою машину, и, приподнявшись, вполголоса сказал: «Моя старуха!.. Между прочим, хорошая, выносливая с прекрасными пилотажными качествами машина».
…Дети выбежали на дорогу. Цветы метнулись в машину, остановили ее. Это было у села Коломенского.
— Добро пожаловать к нам, Василий Сергеевич! — услышал он обращенные к нему слова.
Он приподнялся к машине, глянул на детей и молча улыбнулся.
Ветер ударил в лицо. Машина тронулась, пошла дальше. Летчик ерошил седые волосы и передергивал сильными плечами, точно отгонял охватившее его волнение. У села Беляева колхозница сунула ему в руки чашку, полную свежей земляники, и, счастливо улыбаясь, только повторяла:
— Угощайся, Василий Сергеевич…
— Ну-ну… — пробормотал он, крепко сжимая чашку, выложенную изнутри широкими зелеными листьями.
В Орешкове на дорогу выскочили верховые, они остановили машину, а пионеры сказали Молокову, что они хотят быть такими же, как он.
— Ну-ну… — бормотал он, оглядываясь назад, на стариков и детей, стоявших у дороги.
В родном Ирининском его встретил Новоселов, председатель колхоза, который сказал ему громко, чтобы не только Молоков, но и все слышали:
— Посмотри, Василий, сам, как мы теперь живем, ты небось и не узнаешь Ирининского…
Но он узнал свое село, свою бревенчатую избу. Машинально прочитал он слова, написанные на кумачовом плакате, прибитом к стене: «Здесь родился Молоков». И, кажется, он не сразу мог понять, о ком идет речь. Согнувшись, вошел в избу и здесь увидел знакомые вещи. Ссохшиеся бумажные розы висели по-прежнему в углу. Пожелтевшие фотографии над кроватью: мальчик смотрит широко раскрытыми глазами; матрос в бескозырке; несколько хмуро смотрит пилот в расстегнутом френче, в сбитой набок фуражке. Но ему не дают долго оглядываться по сторонам. Мать крепко обнимает Василия.
Он здоровается со сверстниками. Но почему-то в комнате он чувствует себя неловко. Потолок давит, что ли?
— Низковато немножко, — смущенно говорит он и выходит на улицу.
Та же улица, много знакомых лиц. Колхозники настойчиво требуют, чтобы он наконец заговорил. О чем? О своем полете.
Молоков смеется: ведь все уже известно…
Два сына — старший, Василий, пилот, и младший, Иван, колхозный кузнец, — берут под руки мать, теряющуюся среди широкоплечих детей, и ведут ее на митинг.
