В одном населенном пункте - Борис Абрамович Галин

Донбасс — моя третья мобилизация. Собственно говоря, прямого приказа о мобилизации на работу в Донбасс я не получал. Но с тех пор, как я вступил в комсомол, а затем в партию, вся моя сознательная жизнь проходит под знаком комсомольской и партийной работы. Вот почему эту свою новую работу — работу районного пропагандиста — я рассматриваю как мобилизацию.

Весной сорок шестого меня демобилизовали из рядов Красной Армии. Получив проездные документы, я, капитан запаса, поехал в Донбасс, куда меня пригласил мой бывший командир полка Василий Степанович Егоров, — он работал секретарем райкома партии.

С Егоровым меня связывают годы службы в одном полку.

Я служил под его начальством свыше полутора лет, был помощником начальника штаба полка по оперативной части — ПНШ-1.

Подполковник Егоров по профессии инженер. В дни наступления, в сентябре сорок третьего года, наш полк принимал участие в освобождении Донбасса. До войны Егоров работал в этих местах. Когда мы прошли Донбасс и вышли к Днепру, Егорову позвонил командир дивизии — это было в ночь наступления — и сказал, что по предписанию вышестоящих инстанций Егорова отзывают на работу в Донбасс. Командиру дивизии жаль было расстаться с Егоровым. Но приказ есть приказ, и командир дивизии предложил Василию Степановичу сдать полк своему заместителю. Василий Степанович просил отложить исполнение приказа на сутки — ему хотелось участвовать в наступательном бою, в котором его полк был направляющим. Подполковник считался в дивизии «офицером прорыва». И он повел полк в бой и был ранен в первые часы прорыва.

Мы находились на наблюдательном пункте полка, когда вблизи нашего окопа разорвался снаряд и нас обоих засыпало землей.

В санбат нас отвезли в одной машине, в санитарном поезде мы ехали в одном вагоне, и в госпитале наши койки стояли рядом. Третьим в нашей палате лежал тяжело раненный офицер-танкист Иван Петров. Это был молодой человек, почти юноша, с резкими, заострившимися чертами лица. Ко всему безучастный, он лежал, отвернувшись к стене. И только однажды он оживился: это когда ему принесли письмо из его части. Он молча слушал сестру, читавшую письмо. Она, видимо, исказила какую-то фамилию в письме, и он быстро поправил ее:

— Вельховенко, — сказал он и, медленно повернув к нам лицо, добавил: — Под Томаровкой шел справа от меня.

Василий Степанович тяжело переносил свою контузию. Заикаясь и растягивая слова, он говорил, что судьба сыграла с ним злую шутку — и в операции до конца не участвовал, и в Донбасс не поехал.