— Из камышей, — отвечал Касаткин. — Да будет над тобою милость пророка, Мулла-Ашик! — приветствовал он старика и пожал протянутую ему костлявую руку.
Это был отец старого Гайнулы, к которому у Касаткина было поручение от Нурмеда-перевозчика.
— Много настрелял красной птицы! — сказал Мулла-Ашик, указывая на пояс охотника, весь увешанный дичью.
— Да чуть такого не подстрелил, что сам не рад бы остался! — сказал Касаткин, опускаясь на войлок рядом со старым киргизом.
— Всё каргаулы[114] больше! — заметил другой киргиз, помоложе, неожиданно вывернувшийся из-за кибитки.
— А чего же еще? Я шел больше все сухим местом; другой птицы не попадалось!
— Кого же ты чуть не подстрелил? — спросил старик.
— Джульбарса (тигра). Подобрался он ко мне тихо-тихо, еще бы минута — пропал бы совсем, да спасибо — собака почуяла; ну, я и успел приготовиться!
— Она у тебя умная, — заметил Мулла-Ашик и поласкал Альфу. — Не то что паши поджарые! — он кивнул головой десятка на два тощих борзых собак, лениво гревшихся на самом припеке. — Те глупые, ничего не понимают!
— Ну, что же джульбарс-то? — полюбопытствовал другой киргиз.
— Ушел!
— Ой-ой! Ну, спас тебя Аллах, а то бы опять, как в прошлом году… Помнишь?
— Еще бы забыть! А Гайнула где? — спросил у старика Касаткин.
— На степи, в ту сторону, где гнилые колодцы; верблюдов пасет и отары там же наши, с ним и ребята. К ночи пригонят сюда поближе. Ты здесь ночевать будешь?
— Конечно!
Касаткин разулся, снял с себя все лишнее, остался в одном белье и прилег на войлоке в ожидании обеда. Альфа побежала сводить знакомство с борзыми и сейчас же с визгом вернулась назад, недовольная сердитой встречей какого-то бесхвостого пса, обгладывавшего и без того обглоданный череп жеребенка.
…Подали обедать. В плоских деревянных чашках поставлены были на войлоке перед гостем: вареная, мелко изрезанная баранина, лапша и кумыс. Все общество собралось и уселось вокруг чашек: мужчины — у самых кушаньев, на почетных местах, женщины — немного подальше, а ребятишки — те уже совсем в стороне вместе со сбежавшимися со всех сторон собаками, в ожидании, когда и им перебросят кусочки аппетитно пахнувшего мяса и отдадут в полное распоряжение чашки с остатками лапши и прочие объедки. Краснощекая девка — та совсем не садилась, ходила все то в кибитку, то из кибитки, возилась у огня, звякала какими-то металлическими посудинами и, видимо, хозяйничала, подгоняемая одобрительными понуканиями старого Муллы-Ашика.
