Правда, у мужчин она все еще пользуется успехом. Но и поклонники у нее стали другого сорта: какие-то лысеющие холостяки, мужья, бросившие своих жен, богемные художники и просто несолидные люди с подмоченной репутацией — грубоватые, без профессии… Даже не будучи представлены, чмокают в ручку, прикидываются старыми знакомыми, отпускают неуклюжие комплименты… И наконец, норовят, чтобы ты за них в кафе платила! Это уж слишком! Лучше оставаться одной, без почитателей и комплиментов…
Ей стало холодно. Достала большую вязаную шаль, закуталась и снова съежилась на софе. Слезы иссякли, но боль по-прежнему сжимает сердце. А страх перед будущим все растет, ширится, охватывает весь ее мир.
«Викторас тоже не заботился обо мне, не понимал меня, — вспоминает она прошлое. — Но все-таки он был куда человечнее Алексаса». Она и сама не понимала его… Только теперь, пожив с Мурзой, что-то открыла в своем первом муже. Что-то в нем стало яснее для нее. Раньше она считала, что Викторас нарочно ничего не хочет знать о ее мечтах, не стремится понять ее интересы, не может оценить все то хорошее, что она пыталась делать для него… Однако теперь, покинув его и сойдясь с человеком иного склада характера, она увидела, что Викторас не понимал ее не по злой воле, а лишь потому, что был слишком предан своим делам, партии, идеям — то есть всему тому, в чем она и сейчас не в силах разобраться. Да, оба они эгоистичны — и Мурза и Домантас, но сейчас она понимает, как различны даже эти черты их характеров: Викторас эгоистически охранял свой внутренний мир, свои идеалы и убеждения, а эгоизм Мурзы сводится к погоне за благами и радостями жизни, нужными ему лично для себя. Викторас совсем не заботился о личном успехе — не задевай только его идеалов. Мурза способен поднять величайший скандал, попробуй лишить его привычных удобств или изощренных удовольствий, осмелься не потворствовать его чрезвычайной изнеженности, страсти к комфорту. Сначала ей были смешны все эти одеколоны, маникюры, педикюры, все это шелковое белье, гимнастические снаряды Алексаса, навещающие его изо дня в день массажисты… Потом начали раздражать… Хотя Домантас не часто разговаривал с ней, но в его доме она чувствовала себя женой, хозяйкой, которой принадлежит самое почетное место. А тут… Тут она только любовница… Даже служанок приходится подкупать бесчисленными подачками, дабы они хоть внешне оказывали ей почтение, соглашались считать ее хозяйкой.
