. Таким образом, вместо расстрела Мышалов и Самулевич были приговорены к 10 и пяти годам соответственно. Радивиновичу 20-летний срок был заменен на трехлетний, Орлову 10-летний – на 5-летний, Брагину 10-летний – на трехлетний
[693]. Грищенко был помилован
[694], Кирпиченко освобожден досрочно
[695], то есть они из своего срока отбыли только примерно полтора года.
Радивинович находился в Севвостлаге НКВД, Орлов – в Самарлаге[696], Самулевич – на Беломорско-Балтийском комбинате ИТЛ НКВД, г. Медвежегорск[697]. Грищенко – в Самарлаге НКВД[698]; Кирпиченко – в Онеглаге[699]; Брагин – в исправительно-трудовом строительном лагере 105[700]. Мышалов должен был находиться в Сороколаге (Межвежегорск). Однако еще 28 ноября 1938 г. он умер[701]. Мышалову было 43 года, Радивиновичу – 38, Самулевичу, Орлову, Дребезову и Грищенкову – по 37 лет, Брагину – 36 лет, Кирпиченко – 30[702]. Это также примерный возраст большинства обвиняемых по всем процессам в сельском хозяйстве – 30–45 лет, все мужчины.
В сентябре 1940 г. дело было снова пересмотрено и все его участники подлежали освобождению. Однако в конце октябре жена Самулевича сообщала, что муж все еще не освобожден[703]. В начале 1941 г. Орлов писал, что о своем освобождении он узнал от родственников, а сам все еще находится в Вытегорстрое НКВД СССР[704].
В докладной ЦК КП(б)Б за 1940 г. среди уже прекращенных дел против районных руководителей назывались: Белыничское, Кормянское, Березинское, Пуховичское, Кличевское, Чаусское, Оршанское, Мозырьское дела, дело «Заготзерно» – Бирга, дела прокурорских работников – Ломако, Дыбчо, Щербо, Гискина и ряд других[705]. Далее подчеркивалось, что, однако, эта практика не изжита: за 1939 г. было привлечено к ответственности 740 чел. низового сельского актива, из них 530 – председателей колхозов, причем 50 % всех осужденных привлечены не за корыстные преступления, а за халатность. В результате судами по 12 % дел вынесены оправдательные приговоры и по 40 % дел осуждены к принудительным работам на разные сроки[706].
