Понтий Пилат | страница 69



Уже закат жизни, и каждому стареющему, наверное, свойственно такое восприятие мира. В глубине сознания он не был удовлетворён такой успокоительной мыслью. Он находился в преддверии ожидавшего его озарения. И оно пришло. Высветилось чётко и ясно: это не его место во вселенной, ему здесь плохо и неуютно. Здесь приходится бороться только за сохранение достигнутого. Сколько тратится сил! Бодрость тела быстро тает, особенно в последние годы. В таком жарком климате он растеряет остатки сил. Он северянин. Его стихия — прохлада германских лесов, прозрачность рек и озер, утренняя свежесть воздуха. Да и германцы! Сколько он с ними ни воевал, но они ему более симпатичны, чем вечно недовольные и агрессивные иудеи.

Скорее отсюда на север! Но как это сделать? Надо посоветоваться с Аманом Эфером. Что он скажет, я знаю: надо добиться перевода, чтобы не повредить детям, есть дела в Иудее — ещё не оплачен счёт Каиафе. Всё правильно. Дети учатся в гимнасиях Рима и скоро выйдут в самостоятельную жизнь; нужно, чтобы он в это время находился на государственной службе. На организацию перевода уйдёт несколько лет. Сколько же нужно денег? Чиновникам в Риме за услуги придётся отдать не менее двухсот тысяч сестерциев. Затраты по делам первосвященника составят столько же. Сколько же я оставлю детям? Вот с этого места и нужно советоваться с Аманом.

Пытливым взглядом Понтий следил за приближающейся триерой. На носовой части судна возвышалась атлетическая фигура Авилия Флакка. Наместник смотрел на берег, приставив к глазу чёрную длинную трубу, и у Понтия сложилось ощущение, что тот внимательно его изучает.

Авилий Флакк уловил сомнения Понтия Пилата. Ступив на пристань, он быстро направился к прокуратору и вместо ожидавшегося общепринятого приветствия обнял его, выражая искренность своего отношения.

Чувство признательности охватило Понтия: движение души Авилия Флакка как бы вернуло доверительность прежних дней.

— Теперь я только убеждаюсь, как умён, дальновиден был император Тиберий, выбрав тебя, Авилий, из большого числа отличных римских центурионов. Умел он оценивать и предвидеть.

— Не скромничай, Понтий. Он и тебя рассмотрел. У меня было одно достоинство: я был взрослее, опытнее, просто старше тебя чуть ли не на десять лет. Ты же был молод, и император уверен в тебе не был. Под влиянием других ты мог измениться, а заниматься отдельно тобой он не мог. В его положении существовал только один способ — отбор уже готового материала. Когда же он убедился в постоянстве твоей натуры, то без всякой очереди и вопреки правилам присвоил тебе звание войскового трибуна. Я имею в виду бой, в котором вы отличились с Цециной Севером. Так что, Понтий, я поддерживаю твоё мнение об уме и дальновидности императора: именно поэтому нам удалось сделать карьеру.