Николай Павлович убирает со стола стопку книг и газет, приносит из соседней комнаты стулья и ставит их к столу.
— Займи-ка гостя, а я пока похлопочу на кухне! — говорит он Василию Терентьевичу и, взяв из шкафчика несколько тарелок, уходит.
Оставшись вдвоем, мы молчим, не зная, с чего начать разговор.
— Наверно, отдыхать будете? — Василий Терентьевич хочет встать, но я удерживаю его.
— Вы ученик Николая Павловича?
— Конечно, — он оживляется, — мы все тут ученики Николая Павловича.
Василий Терентьевич, или Бисянка-младший, перед самой Отечественной войной окончил лесную школу, — так одно время называлась Усько-Орочская семилетняя школа-интернат. Потом ушел в армию, участвовал в боях против японцев. Когда демобилизовался, вернулся в родную Уську.
Я прошу его рассказать о детских годах, когда он вместе с другими мальчиками впервые перешагнул порог лесной школы.
— Интересно получилось, — улыбается Василий Терентьевич. — Был я с отцом на охоте. День выдался ясный, солнечный. Снег сверкает — глазам больно. Охота хорошая. За одно утро мы убили несколько белок, вынули из капканов двух лисиц и отправились в глубь тайги искать медвежью берлогу. Вдруг слышим — едет упряжка. Почуяв нас, залаяли собаки. Отец был очень недоволен, что помешали удачной охоте. Кто же ехал, спросите?.. Учитель приехал за мной, чтобы забрать в школу. На нартах, укутанные в теплые шкуры, уже сидели Коля Намунка, Петя Мулинка, Гриша Тиктамунка. Лица у всех ребятишек испуганные, у Пети на щеках даже слезы. Вижу такое дело, встал на лыжи и давай уходить в самые заросли.
— Куда же ты? — кричит учитель. Я плохо тогда понимал по-русски, а разговаривать совсем не умел. Думаю, если отец окликнет — вернусь, а если нет, то уйду еще дальше. Тайгу знаю хорошо, лыжи у меня быстрые, подбиты новым нерпичьим мехом. Не догонят. Уже далеко ушел, когда отец окликнул. Пришлось возвратиться.
Учитель успокаивал ребят. Оказывается, глядя на меня, другие тоже хотели сбежать.
— Садись, Вася, — сказал мне Гриша Тиктамунка, мой дружок, с которым мы вместе ходили на медведя. Он плохо, но все же разговаривал по-русски. — Садись, Вася, учитель — добрый. Угощал нас лепешками и красным сахаром.
Делать нечего. Я передал ружье отцу, отвязал от пояса белок и пошел к нартам.
Учитель, поговорив о чем-то с отцом, подошел ко мне, крепко обнял за плечи. Я удивился, почему он не угощает и меня лепешками с красным сахаром. Может быть, Гриша обманывает? Убежать, что ли? — опять мелькнула у меня мысль. Но жаль было расставаться с Гришей. Будь что будет, — убежать всегда не поздно.
