Поезд пришел на Тумнин - Семен Михайлович Бытовой

Поезд шел на подъем, огибая крутую, каменистую сопку. В открытое окно вагона врывался медовый запах тайги.

Ночное небо было чистое, без единого облачка. Серебряные под луной, деревья на гребнях сопок вершинами уходили в небосвод, как бы тонули в нем, отчего прямые стволы лиственниц и тополей казались обрубленными почти до половины.

В глубине таежных зарослей слышался гул падающей воды. Днем мне уже приходилось видеть водопады, но, должно быть, особенно красивыми они выглядели при луне. Не успел я подумать об этом, как на повороте открылся такой хрустальный каскад. Он падал с отвесной скалы, падал медленно, даже лениво, — так всегда кажется глазу, долго следящему за быстрым, беспрерывным движением. Каскад ослепительно сверкал — вся растительность вокруг него была светлоголубой от этого сверкания — и грохотал, расплескиваясь на камнях в гулком ущелье. Стук вагонных колес не мог заглушить его грохота.

— Скоро Тумнин! — объявил кондуктор, проходя по вагону с фонарем. — Станция Тумнин!

Раньше, чтобы попасть на Тумнин, нужно было почти двое суток ехать с Амура поездом до Владивостока, а оттуда не менее трех суток морем до Советской гавани. Сегодня я трачу на эту дальнюю дорогу всего пятнадцать часов. Ни угрюмый девственный лес, ни бурные воды гремучих горных рек, ни головокружительные высоты отрогов Сихотэ-Алиня уже не являются помехой путешественнику. И все же полотно железной дороги кажется только тропинкой, проложенной сквозь тайгу. Однако достаточно было этой одной тропинки, чтобы оживилась веками нетронутая природа.

Я посмотрел на часы. Было без четверти четыре. На горизонте стали вырисовываться сизые полосы еще далекого рассвета. Поезд снова обогнул сопку, и справа показалась широкая река. Это был Тумнин, который нес свои быстрые воды на север, в Татарский пролив.

— Знаменитые арсеньевские места, — произнесла высокая смуглая девушка. Прислонив голову к оконной раме, она перебирала на груди крупные костяные бусы.

При слабом свете нарождающейся зари лицо ее было в легком румянце.

Я уже решил было заговорить с ней, но меня опередил паренек с пышным светлым чубом; в вагоне уже знали, что его зовут Костя и что он электромонтер.

— Какие, вы сказали, места? — спросил Костя, подходя к девушке, и взмахом сильной руки отбросил назад упавший на глаза чуб.

— Неужели вы не знаете! — ответила она, не меняя позы. — Здесь ведь ходил Арсеньев.