— А шаман у вас есть? — спросила Валентина Федоровна.
— Есть, конечно! Никифор Хутунка! Когда шибко больной кто будет или какой праздник — он всегда шаманит.
— А грамотных много? — спросил Николай Павлович. — Вот вы, например, можете читать и писать?
— Однако нет. Тихон Акунка, тот мало-мало знает.
— Как же вы сельсоветом руководите, трудно ведь без грамоты?
— Катюша Иванова есть. Секретарь. — Михаил Намунка покраснел от смущения.
— Будем учиться, — сказал Николай Павлович.
— Не худо бы!
Валентина Федоровна поставила на стол сковороду с жареной колбасой, открыла несколько банок с мясными консервами, со сгущенным молоком, Николай Павлович откупорил бутылку.
— Ну, за встречу! Будем здоровы!
Выпили, но закусывать орочи не хотели. Они только вытерли губы рукавами меховых курток.
— Почему не едите? — удивилась Валентина Федоровна.
— Его никогда не кушает, когда пьет, — с этими словами Еменка снял с пояса охотничий нож и нерешительно подцепил им ломтик колбасы.
Когда еще выпили по стаканчику, правило было нарушено — стали есть консервы ножами.
— Молоко любите? — продолжала расспрашивать Валентина Федоровна.
— Зачем молоко, чай лучше! — ответил Еменка.
— Овощи, картошку едите?
— Совсем худая пища. Мясо, рыба много лучше, — бойко отвечал Еменка.
— Партийные люди среди орочей есть?
— Нету пока. Хорошо бы, конечно. Партийный человек, однако, должен читать-писать...
Беседа тянулась весь день. Несколько раз Валентина Федоровна кипятила чайник.
В доме было жарко, но орочи не снимали своих курток и все время вытирали потные лбы рукавами. Курили они беспрерывно — трубку за трубкой. Они словно закусывали дымом, затягиваясь им после каждого глотка чая.
Сидоровы очень удивились, когда Михаил Намунка, как только стемнело, предложил собираться в путь.
— Куда же мы на ночь глядя? Ребенок спит, — встревожилась Валентина Федоровна.
— Пускай спит, — сказал Еменка. — Его и на санках спать будет.
Хозяин дома, старый рыбак, объяснил:
— Ночь тихая. Луна уже вон какая вылезла. Дорога по реке прямая.
Стали собираться. Николай Павлович предложил рыбаку плату за постой, тот обиделся.
— Как можно, Николай Павлович! Что нам, хаты жалко... Если еще придется, опять милости прошу...
Огромная луна поднялась над Сихотэ-Алинем. Было светло, как днем. Замерзший Тумнин извивался между сопок голубой лентой. Лошадь бежала по самой середине реки, и стук кованых копыт эхом повторялся в горах.
Еменка то сидел, свесив ноги с саней, то спрыгивал с них и бежал за санями. Вожжей в руки он не брал, подбадривал лошадь гортанным криком.
