Бурун. Под форштевнем.
Бурун под кормой.
Пот.
Сдохнуть!
Боцман:
— И-р-раз!
Волна.
Не промахнись с волной.
Гребень отхватишь — руки изорвешь…
— Дер-ржись за воду!
Весла, умницы, держат…
Оп!
Катер отнесся метров на сто.
Волна лупит в днище.
Шлюпка — враскачку.
Вырываемся, нет? — не взглянуть.
— Вырываемся, — шепчет Иван.
Лешка:
— Сеня!..
Боцман:
— Вместе!!
Вместе, так твою, в единый дых.
Вместе, так твою…
Где Громов?
Громов где?!.
— Дави! — кричал надсадно Громов.
— Делай их! — крыл боцман. — Делай!..
Шурка увидел.
Слева, в шести метрах, уродовались мальчики Громова.
Вытягивал и выбрасывал весло Женька. Набычивался Кожух. Впечатался косо по ветру флаг.
Люди надрывались и хрипели, кипела под яростным криком вода, но шлюпки стояли одна подле другой, и это было страшнее всего.
Одна подле другой.
Громовская — на метр сзади.
Синь и зелень.
Розовые весла.
Солнце!
Холод от воды.
Пот, удушье, и — ни сантиметра не вырвать.
Капли пота отлетали на валек.
Простукивали уключины.
— Реб-бята! — молил боцман.
Молил боцман:
— Бри-га-да смотрит!..
Нет. Некогда было вспомнить, что там, где солнце и мачты, не дышит бригада: в крестах дальномеров — две шлюпки.
— …Дави их, молодцы! — рвал галстук Громов. — Дави, молодчики! Топи их, как котят! Топи!.. Они ж не тянут! Гонка наша! Как ко-тят!..
Раевский стоял, он не имел дурной привычки раскачиваться и выть.
Раевский стоял и засаживал кулаком сваи:
— Ход-дом! Ход-дом! Ход-дом! Ну!..
Руки щепоткой сцепил:
— Ну нашли еще пороху! ещ-ще чуток! Нашли!
Пороху.
Щепотку пороху.
Сожгли уже в бешеной гребле — и нервы, и мясо, и кости.
Пороху!
Расчетливо вонзить весло в волну, швырнуть тяжелые плечи назад, вырывая на прямых руках, на жилах, рвущихся, всю шлюпку, — и, когда спины уже не хватит, рвануть руками, бицепсами…
Хоп! — ушли за транец шесть воронок… хоп!
С-сатана Раевский, и флаг — поперек!
…Раевский искал выход.
Флаг ложился поперек.
Волна и ветер шли в борт.
В левый борт.
Забрал у Громова волну и ветер!..
Под парусом — была б победа.
На веслах — нет.
Вот чем пахла в этот ветер первая вода.
…В такт гребкам поднималось и падало небо. Струнами ныли жилы. В кильватере встали мелкие шлюпки, далекими сороконожками семенили весла.
Громов, подняв руку, стлался в колени загребным, выбрасывая как знамя:
— Десять суток! Десять суток! Десять суток!
— Подавятся… — выскрипел Кроха.
— Н-но! — рыкнул боцман. — Воздух беречь!..
Можно рыскнуть влево, можно. С-под форштевня дать им ветерка.
Не дам!
Только с видом на транец.
— …Ма-а-альчики!!
