Произошло удивительное. По просьбе Астахова свалили высоченный тын. Контрольную полосу засеяли клевером. Овчарки были проданы райпотребсоюзу и встали на охрану его складов. Не стало сторожа. «Бердана» была отдана на птицеферму отпугивать от цыплят коршунье. И остался черемховский сад без защиты: без тына, без охраны.
Насторожилась черемховская ребятня: что-то будет. Может, трудодни с родителей станут списывать в тройном размере или к прокурору списки направят. Судили-рядили на разные лады, пока на Поцелуйке, где после картофелища калились на солнце ребята, не появился Астахов. Присел он в ребячий кружок и сказал:
— Ну, пластуны, кто желает отведать первой малинки, милости прошу, поспела.
Сказал, как по ясному небу молнией резанул. Не верили своим ушам «пластуны» — столько лет подкрадываться к саду хитрым разведчиком, а тут предлагается войти смело, во весь рост. Да не просто войти, а малинную делянку освежевать.
Астахов не уговаривал. Разделся, искупался, оделся и, ни прощай — ни до свидания, ушел. Если бы он настаивал, определял время и срок прихода, то, пожалуй, ребятам бы еще на два-три дня хватило суждений вокруг столь странного предложения. Не зайцы, морковкой в сени не заманишь. Предложение было столь соблазнительным, что даже у самых осторожных терпеть до завтрашнего дня не было сил. Натянули трусишки, штаны и отправились в сад, на третью делянку, на которой, кроме красной малины, росла самая вкусная — желтая.
По старой привычке продвигались по саду осторожно, разведческим шагом, низко пригнувшись, мелкими перебежками, с подробной оглядкой кустов, словно за каждым ожидался охранник с солевым зарядом. До самой третьей делянки никто им не встретился, никто не остановил. Ворковали где-то рядом старушки-садовницы, но голов их из-за высоченных кустов вишенника не было видно. И на делянке никого не было. Золотисто блестела желтая малина. Ее можно было есть по ягодке, неторопливо, не целыми пригоршнями, как раньше, не прячась под колючие кусты и не вздрагивая при каждом шорохе.
Несколько минут щипали малину резво. Но потом движения стали вялыми. Конечно, какой интерес, когда так легко достался проход на делянку — ни тебе высокого забора, ни контрольной полосы, ни пластунских переползов, ни сигнального Витькиного семафора с крыши. Никто не свиристел соловьем, не ухал филином, не щелкал клестом, сообщая друзьям об обстановке. Чего сообщать — пусто на дороге, и делянка свободна.
