Тренер Кривенчук уговаривал не бросать бокс, обещал включить его в будущую диссертацию. Он пригласил его к себе домой на воскресный ужин. Там Сергей познакомился с супругой Кривенчука и дочкой Кривенчука, по виду мать и дочь были одного возраста. Лет по шестнадцати обеим. Но жена у Кривенчука была безропотная, а дочь то и дело встревала в разговор и ни в чем не соглашалась с отцом. Хозяину это нравилось. Семья у Кривенчука была дружная, это Сергей сразу отметил, а ершистость девчонки Ксюты только добавляла в домашнюю атмосферу немного перчика. Ксюта оказалась остроумной не по годам. Встретила она гостя словами: «Во, еще один папин супермен кулакастый притопал!» Но позже, за долгим застольем, прониклась к Сергею симпатией.
— Ты не должен уходить из бокса, — убеждал Кривенчук. — У тебя талант, пойми. Талант на дороге не валяется. Если у человека обнаружился талант, его надо беречь.
— Талант бить по морде, — встряла девица Ксюта.
— Даже так. Кому что дается. Одни ракеты конструируют, а другой стометровку бежит быстрее всех. И то и другое не менее почетно. Да дело и не в этом. Если человек своему призванию изменит, он будет несчастлив. Вот возьми меня, кто бы я был вне спорта?
— Ты бы, папочка, был философом, потому что ты очень умный.
— Я, Федор Исмаилович, ухожу не по доброй воле, а по состоянию здоровья. Как говорится, бодливой корове бог рогов не дает.
Ксюта поглядела на него с сочувствием и подложила ему кусок торта.
— Чушь! — вскричал Кривенчук. — Твое здоровье в порядке. Камешек в почке — ерунда! Это у всех бывает. Ты себя-то не обманывай, Сережа, себя-то не обманывай! Ты душевно надломился. Тот мытищинский бугай тебя сломал. Ну, попробуй опровергни!
— Вас опровергнуть трудно, — мягко, разморенный чаем и присутствием озорной Ксюты, сказал Боровков. — Но, поверьте, я о бугае и думать забыл.
— В чем же дело?
Сергей взглянул на него удивленно. Напрасно он пришел сюда. Кривенчук считает для других хорошим только то, что ему самому понятно. Это уж видно непременное свойство простых и искренних людей. Простые и искренние люди охотно навязывают окружающим свои представления, в свою очередь кем-то им навязанные, а все иное, чуждое, относят на счет лукавого и готовы с яростью искоренять. Одни навязывают образ мыслей, другие страсть к рыбной ловле, кто на что горазд. С этим уж ничего не поделаешь.
— Не обижайтесь на меня, Федор Исмаилович, — попросил Боровков. — Я устроен по-дурацки, то одним увлекусь, то другим. Но все так — блажь, каприз. Я еще себя не нашел. И никакого таланта боксерского у меня нет. Вот у вас, да! Разве можно сравнивать.
